Кордон
Шрифт:
— Пали!
Корабли противника словно ждали его команду. Они открыли пальбу одновременно с береговыми батареями.
В первые же минуты боя губернатор убедился в явном преимуществе корабельных орудий, как своих, так и противника. Они были мощнее и превосходили по дальности полета зарядов, выпущенных из старых портовых пушек. Вражеские ядра засвистели над головами артиллеристов Сигнального мыса, вздыбили землю над другими батареями. Однако и с берега заряды пушек, снятых с «Авроры» и «Двины» долетели до цели. На фрегатах и пароходе были бомбические
Противник довольно-таки быстро определил предельную дальность орудий с берега и, отступив, не выходил из безопасной зоны. Он продолжал огонь, не нанося большого вреда защитникам Петропавловска. Чтобы разрушить прочные батареи, вывести из строя орудия, нужно было кораблям приблизиться к берегу, но они этого не делали, опасаясь получить повреждения.
«Осторожно сражаются, — заметил Завойко. — Хотят победить без урона со своей стороны. Приноравливаются. Ну, что же, поглядим, как они умеют воевать. Бой покажет, кто и на что способен…»
Сражение, продолжавшееся в течение часа, кончилось в половине шестого, задолго до сумерек. Ни убитых, ни раненых среди петропавловцев не было.
Эскадра развернулась и отошла в глубь бухты. Корабли стали на якорь в двух милях от восточного берега, напротив порта. Враг осознавал превосходство собственных сил и открыто подчеркивал перед глазами защитников Петропавловска свою небоязнь.
Англо-французская эскадра напоминала губернатору стаю волков, которая застала в пустыне путников у разведенного костра.
Хищники находятся рядом и терпеливо ждут, когда у людей кончатся питание, патроны, потухнет огонь: рано или поздно это произойдет, и жертвы неизбежно будут растерзаны.
Завойко старался подробнее разгадать замысел врага. Неприятель навязал короткий бой, чтобы выявить огневые точки, представить мощь береговых батарей. Да, враг знает, что против него выставлены всего четыре батареи. Не укрылись, конечно, от глаз и русские корабли — их мачты видны над перешейком. Наверное, противник догадывается и о двух батареях, расположенных севернее порта. Нет, англо-французы не пожелают быть в роли волков, ждущих, когда у людей иссякнут огонь и питание. Союзники посовещаются, разработают подробный прожект взятия города и завтра обрушатся на него всей своей мощью.
Губернатор, решив, что ночыо нападения на порт не будет, оставил Сигнальный мыс. Он пожелал побывать на других батареях.
— Вы что же, молодцы, пальнули без команды? — подал он голос, появившись на перешейке сопок. — От вас и противник дальше всех был и сам он огонь не открывал…
Солдаты вытянулись, со страхом глядя на генерала.
— Виноваты, ваше превосходительство! — ответил лейтенант Александр Максутов. — Нам померещилось, что враг только и готовился обрушиться на нашу батарею.
— Померещилось! — незло передразнил губернатор. Он понимал, что «померещилось», конечно же, не командиру батареи, а кому-то из прислуги. — Мало ли кому что
тесь с пальбой, о вашей батарее до поры до времени противник ничего бы и не знал. — Завойко обвел глазами солдат. — Так я говорю?
— Так точно! — несмело ответили несколько голосов, хотя многие солдаты были уверены, что вражеские корабли шли не куда иначе, как к перешейку.
— Сробели, небось?
— Никак нет, — неуверенно раздалось в ответ. Завойко видел, что у солдат не было на лицах прежнего румянца.
— Тогда — молодцы! — бодро похвалил губернатор.
— Рады стараться, ваше превосходство!
Завойко отвел командира батареи в сторону. Его беспокоило состояние молодых солдат.
— Пообвыкнут, — успокоил губернатора Максутов. — Первый бой, говорят, для всех самый трудный. Я ведь тоже еще не воевал. Солдаты обживутся на батарее, утешатся и покажут себя молодцами.
В разговоре лейтенант держался непринужденно — князь оставался князем. Он сообщил Завойко любопытную новость. Оказывается, все чужеземные корабли, кроме парохода, ему знакомы. Авроровцы видели их в перуанском порту Калао. Максутов помнил всех по названиям, сколько у каждого на борту орудий: «Президент» — 52, «Форт» — 60, «Пайке» — 44, «Эвридика» — 32 и «Обли-гадо» — 18. Лейтенант знал примерную численность их личного состава — около двух с половиной тысяч человек, не включая экипаж парохода. Он был знаком с контр-адмиралами Дэвидом Прайсом и Фебрие де Пуантом, поименно назвал командиров пяти кораблей: Ричард Барриджи, Этьен Бурассэ, Фредерик Никольсон, Ла Грандьер, Паскье Гужон.
— Откуда, Александр Петрович, такая осведомленность? — удивленно спросил губернатор. — У вас исчерпывающие сведения.
— В Калао при визитах вежливости мне довелось быть переводчиком, — без промедления ответил Максутов. — Общались дважды по два часа.
Завойко задумался. Он подсчитал, теперь уже с точностью до одного, число орудий противника.
— С пароходом получается двести двенадцать пушек, — озабоченно сказал губернатор. — Из них немало бомбических орудий. Вооружения и живой силы у них втрое более нашего. Как, князь, думаете — выдержим?
— Исполним веление долга, ваше превосходительство, — отозвался Максутов. — Без приказа ретирады не будет.
И губернатор его понял так: «Будем драться до конца — устоим или погибнем».
Завойко от перешейка отправился на Кошечный мыс. Он по недавно построенному бону пересек гавань. «Удобное сооружение, — идя по зыбкой переправе, отметил губернатор. — Во-первых, к «Авроре» и «Двине» корабли с юга не подойдут; во-вторых, с перешейка в порт и обратно путь сократился втрое».
На многолюдной Кошачной батарее было шумно и весело. Василий Степанович еще издали услышал громкий взрыв смеха. Затем до слуха донесся спокойный голос рассказчика.