Кордон
Шрифт:
— Стой! Кто идет?
— Свои! — отозвался басистый голос.
— Пропуск! — потребовал Яблоков и, услышав правильный ответ, спокойно произнес — Один — ко мне, остальные — на месте!
В подошедшем Максим узнал полицмейстера. Унтер-офицер знал и помнил Губарева морским офицером. В недавнем прошлом моряк, командир экипажей малотакелажных судов, Михаил Дмитриевич по велению губернатора Камчатки полгода с нескрываемым неудовольствием пребывал в новой должности, нося погоны поручика.
Следом за Губаревым приблизились двое нижних чинов из его
— Расскажи, Яблоков, где сейчас иностранцы, что слышно в море, — сказал Губарев, устраиваясь на бугорке.
— Все шесть кораблей в двух милях отсюда, — ответил Максим. — Стоят тихо-мирно, ничего от них не слышно.
— К мысу на гребных судах подходить не пытались?
— Никак нет. А что им тут надо?
Офицер настороженно посмотрел на Яблокова: он не понимал беспечного спокойствия унтер-офицера.
— Как что? Они могут подкрасться к посту и схватить вас, — тревожно высказался поручик.
— А мы-то им на кой? — удивился Максим.
— Ты что, шутишь? — недоуменно спросил Губарев. — Нашел время веселиться!
— Никак нет, ваше благородие, не шучу, — серьезно ответил унтер-офицер. — Но чего-то не возьму в голову: зачем американцам нас хватать?
И только тут полицмейстер догадался, что начальник
обсервационного поста пребывает в заблуждении — он принял вражескую эскадру за американскую.
Яблоков слушал офицера с раскрытым ртом.
— Мать честная! — вырвалось у него. — А я-то, дурак, еще из пушки пальнул — приветствовал пароход!
— Что дурак — это точно! — в сердцах сказал полицмейстер. — Мог бы и заметить, что на пароходе название замалевано.
— Никак нет! — возразил Яблоков. — Было название. Я его на земле нарисовал.
— Покажи, — потребовал Губарев.
Когда поднялись на вершину мыса, унтер-офицер показал на крупно вычерченные штыком латинские буквы.
«Virago», — прочитал полицмейстер и сделал вывод:.— Английский пароход. — Он озабоченно прикусил губу — Плохи, Яблоков, наши дела…
Подробно расспросив унтер-офицера, какие корабли составляют эскадру, поручик обеспокоенно сообщил, что из порта этой ночью исчезли два американца, те бездельники, которые осенью прошлого год сбежали со своего китобоя и остались в Петропавловске. Они заподозрены в ограблении церкви.
— Злодеи улизнули у нас из-под самого носа, — скорбно произнес Губарев. — Они из твоих же сигналов узнали, что к Камчатке подошла чужая эскадра и сиганули в лес. Оборванцы-американцы любыми путями попытаются попасть на чужеземный корабль. Это очень опасно. Чтобы выслужиться перед своими «спасителями», грабители расскажут о нас все, что знают…
— Стоп! — Яблоков звучно хлопнул себя по лбу. — О, дурень! — простонал он. — Бьюсь об заклад: не медведь сюда приходил!
Максим рассказал полицмейстеру о полуночном происшествии.
— Может, и не медведь, — неопределенно произнес Губарев. — Ну, а если это
Дождавшись рассвета, поручик и унтер-офицер рассмотрели в кустах следы. По свежепримятой траве они без труда определили, что ночью к посту подходили два человека.
Губарев со своими людьми исчез в лесу. Яблоков заторопился к шалашу, чтобы сообщить Плетневу потрясающую весть: рядом с мысом стоят вражеские корабли!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
18 АВГУСТА
Ночь с 17 на 18 августа в порту прошла спокойно. Неприятель не появился в Авачинской губе и утром. Это наводило петропавловцев па большие раздумья. Одни полагали, что чужеземные корабли задерживаются из-за штиля, другие относили задержку к неторопливости врага, сознающего свое полное превосходство над силами камчатцев. Что такое, говорили они, для противника штиль, когда у него есть пароход, который мог бы давно перетянуть корабли в глубь губы? Третьи хотели верить, что враг испытывал неуверенность.
Ближе к полудню ветерок зарябил воду, и с Бабушкина мыса просигналили: «Пр иближаются шесть кораблей». Вскоре оттуда еле слышно донеслись выстрелы фаль-конета. В ответ громыхнули тяжелые орудия. Пстропав-ловцы поняли, что обсервационный пост и противник обменялись «приветствиями».
Несколько долгих часов томительного ожидания. И вот наконец-то из-за Ракового перешейка появился знакомый трехмачтовый пароход. Теперь он шел под английским флагом — голубым с белым крестом.
— Давно бы так! Обманывать честных людей подло! — сказал Завойко и оглянулся. За его спиной, на вершине Сигнального мыса, гордо развевался Российский флаг.
Следом за пароходом появились французский бриг, два английских фрегата, французский фрегат и корвет. Корабли медленно разворачивались, намереваясь идти к берегу вдоль Ракового перешейка. Губернатор рас-
смотрел среди ординарных вымпелов два адмиральских флага, на английском и французском фрегатах.
«На Петропавловск идут две эскадры, — мысленно произнес он. — Армада! Почетно…» По его беглому подсчету, на бортах кораблей было свыше двухсот пушек.
— Орудия — к бою! — подал команду Завойко и обнажил саблю. Он ждал, когда корабли подойдут на расстояние дальнего пушечного выстрела.
Первым, неожиданно для губернатора, громыхнуло орудие с межсопочного перешейка, с той батареи, откуда не видно Сигнального мыса и не слышно команды. Завойко знал, что у лейтенанта Александра Максутова орудийная прислуга собрана из рекрутов, а потому предположил, что преждевременный выстрел произведен случайно, без команды командира батареи. Бесприцельно выпущенное ядро вызвало у противника оживление: дружный смех с кораблей донесся до берега.
Губернатор стоял с поднятой саблей. Батареи молчали. Как только первый фрегат сравнялся с Сигнальным мысом, Завойко резанул саблей воздух: