Корея. 1950
Шрифт:
Но здесь ведь иначе. Непрекращающаяся, острая боль перегружает сознание — а ужас от того, что тебя изувечили и продолжают увечить, ломает волю даже самых сильных людей… И пусть человек хоть трижды фанатик — в такие моменты все убеждения зачастую уступают животным инстинктам.
Как и на этот раз.
Японец заговорил — сплевывая кровь и собственные зубы, злорадно скалясь с навернувшими на глазах слезами… А Шапранов мрачнел лицом с каждым словом — пока, наконец, не приказал подоспевшему конвою:
— Этого связать — и в штаб. И хорошенько допросить! И «додж» подать как можно
Вася, коему Татьяна помогает перебинтовать руку, коротко спросил:
— Обманка?
Капитан СМЕРШа коротко кивнул, сухо ответив:
— Обманка. Японцы слили нам дезу, чтобы проверить, кто явится в порт, кто из бывших сотрудников резидента явится его опознать… Агенты должны были до самого конца ждать нашего появление — у них фото Татьяны и еще нескольких «бывших», кого требовалось немедленно ликвидировать. А сам Минодзума попытается уйти сегодня через Гензан. Также морем…
Василий согласно кивнул:
— Значит, летим в Гензан.
…Расстояние от Сейсина до Гензана — порядка 540 километров вдоль восточного побережья Северной Кореи. Расстояние внушительное — но на Ли-2, крейсерская скорость которого составляет 290 км/ч… Общее время нашего пути из порта до аэродрома именно Гензана составило чуть более двух часов.
Причем последние полчаса уставшая от всего пережитого Татьяна спит на моем плече, лаская обоняние едва слышимым запахом лаванды.
В полете я поймал себя на мысли, что мне нравится летать. И дело не только в приятной близости обворожительной шпионки — хотя и это тоже… Но иллюминатор на время полета стал словно бы окном в иной мир — за ним расстилался бескрайний небосвод, окрашенный в нежные оттенки розового и золотого. Перевалившее через зенит солнце словно талантливый художник, медленно наносило мазки на холст неба — и я очень долго не мог оторвать взгляда от этого зрелища.
Но одновременно с тем сердце охватывала невольная тоска по дому. Как там сейчас, в послевоенном Минске? Я ведь не получал писем из дома, почитай, всю войну — хотя ведь Белорусскую ССР освободили еще год назад, знаменитая операция «Багратион»… Я так и не был дома после победы — но во снах мне частенько являются родные улицы, скверики, лица знакомых… Мама готовит завтрак, а отец, смеясь, пытается разбудить меня… Все это было частью моей жизни — как видно, навсегда потерянной.
Проклятая война!
Я закрыл глаза, на мгновение представив, что снова окажусь дома, снова обниму родных… Но самолет затрясло на снижение, Таня в полудреме испуганно вжалось в мое плечо — но тотчас отстранилась, полностью придя в себя.
Жаль…
— Садимся, Сергей!
Шапранов прокомментировал очевидную посадку то ли с целью завязать разговор, то ли он просто немного побаивается летать… Хотя на земле чувствует себя отлично — и воюет, стоит признать, с умением настоящего профессионала. После короткой схватки на пирсе я как-то резко зауважал контрразведчика — да и тот словно бы как-то даже расположился ко мне, что ли.
А может, все дело в том, что мы полетели втроем? Васю с раной на самолет не пустили — есть какие-то запреты на перелет раненых авиатранспортом. Да и честно сказать, наш капитан так-то
Ладно, разговор так разговор.
— Ну что, товарищ капитан, вдвоем будем брать резидента? Корабль не уйдет?
Контрразвдечик только усмехнулся — при этом шрам его на щеке изогнулся причудливым серпом:
— Будет группа оперативников СМЕРШа, плюс на месте уже должны были проинструктировать красноармейцев и моряков. Так что при необходимости содействие окажут… Да и корабль задержим без вопросов — главное, чтобы Минодзума успел сесть на борт, а не растворился в толпе на берегу.
Я согласно кивнул, удовлетворенно замолчав — но капитан, как кажется, неверно расценил мое молчание:
— Сергей, не обессудь, что взял тебя с собой. Дело, в сущности, только СМЕРШа — хотя до освобождения Кореи резидентом занималась разведка, верно? Так что… Но сейчас мне нужен офицер, на которого я смогу положиться. Я местных оперативников не знаю, с ними не работал — а ты себя в деле показал.
Помедлив немного, Шапранов продолжил:
— Насколько мне известно, боевых групп кэмпэйтай и «драконов» в Гензане или вообще нет, или их очень мало. Слив нам обманку, резидент подставил под удар большинство своих боевиков, обеспечивая себе безопасный уход. Но все же с ним может быть пара-тройка наиболее преданных фанатиков, способных на все… Самых верных и преданных.
Я согласно кивнул — и капитан продолжил:
— Так вот, я и оперативники проведем задержание. А ты уж будь добр — прикрой Татьяну, если девчонка снова окажется под ударом.
— Сделаю, капитан. Все что смогу — сделаю, не хуже старшины.
Шапранов ободрительно склонил голову — а экс-шпионка подарила жаркий взгляд и благодарную улыбку. Степанов, кстати, должен выкарабкаться — старшина мужик крепкий, с одной пули в брюхо загнуться не должен!
…Как и обещал капитан, в Гензане нас встретили местные оперативники, очень похожие на группу майора Лукова. Царствие ему Небесное… Те же «эмки», тот же рывок через город — но нас здесь не ждали, так что до порта докатили с ветерком и без пальбы.
Уже неплохое начало!
Впрочем, чем ближе автомобиль к порту, тем яснее становится масштаб разрушений города во время боев… Разрушенные здания, когда-то гордо возвышавшиеся над набережной, теперь лежат в руинах, словно разбитые японские мечты. И обломки кирпичей и стекла, еще не везде убранные, напоминают о жарких боях за свободу корейского народа!
А ветер, пробивавшийся в приоткрытое окно машины, несет с собой запахи соли и горечи…
Все ближе, на фоне вечернего неба, виднеются силуэты кораблей, готовящихся к отплытию. И, как и в Сейсине, причалы обступили сотни беженцев, вблизи похожих на теней… Их лица, иссеченные горем и усталостью, отражают безнадежность разрушенного мира беженцев. А в глазах большинства — все та же беспроглядная тоска. Только женщины, обнимающих своих детей, смотрят по сторонам с откровенным страхом — и сжимают своих чад так крепко, словно их вот-вот отнимут…