Корея. 1950
Шрифт:
Артиллерист всерьез задумался над моими словами — и тогда я наконец-то выложил самое главное:
— Так вот, в годину самых тяжелых испытаний Великой Отечественной, Церковь помогала Союзу, как могла… Патриарший местоблюститель митрополит Сергий первым обратился к советскому народу с призывом защищать Отечество от захватчиков! А на жертву верующих были построены колонна танков «Дмитрий Донской» и эскадрилья самолетов «Александр Невский»… Наконец, видя, что со стороны христиан опасности нет, а есть лишь польза, наш мудрый вождь Иосиф Виссарионович Сталин позволил открыть храмы прямо во время войны — и выбрать патриарха. И также вождь позволил бойцам и командирам открыто исповедовать свою веру; на фронте многие бойцы себе крестики прямо из жестяных банок вытачивали… Да и
Вспомнив про свою «партизанщину» и отца Николая, казненного украинскими карателями, я продолжил:
— Немцы, правда, тоже открывали на оккупированной территории церкви, пытаясь как-то заигрывать с населением в самом начале войны. Но священники во вновь открытых приходах помогали партизанам и крестьянам, нередко выступали в роли связных, переправляли в лес еду, медикаменты, укрывали подпольщиков… И если немцы узнавали о такой помощи, то немедленно батюшек казнили. Сами-то нацисты почитай, в язычество ударились, руны всякие, скандинавские культы, вальгалла… А как по мне — Гитлер был просто бесноватым. И он, кстати, реально верующих католических ксендзов, кто осуждал действия нацистов, скрыто преследовал. Но с папским престолом заигрывал, как же! У зольдат вермахта пряжки на поясах были с надписью «Gott mit uns», Бог с нами… Вот только Господь был явно не с нацистами — в 45-м православная Пасха пришлась на день памяти святого Георгия Победоносца, 6 мая. Считай, Пасха совпала с окончанием войны, с Победой! Ее же празднуют всю Светлую седьмицу… Так что не сравнивай, друг мой, таких христиан как Ли Сын Ман и я, мы очень разные. А что касается отношения советского руководства к Церкви — так Иосиф Виссарионович свой выбор по Союзу окончательно сделал.
В этот раз Юонг замолчал надолго, минут на пять. Мне показалось даже, что дружок банально закемарил под мой монолог — но тут капитан меня удивил, негромко пробормотав:
— Ну, раз вождь свой выбор сделал — тогда конечно, молись. Нам сейчас любая помощь сгодится…
И то верно. Бой впереди по-прежнему кипит — а долина внизу по-прежнему набита подкреплениями американцев.
Хоть бы наши продержались до темноты…
Глава 11
19 октября 1950 года от Рождества Христова. Округ Хванджу, провинция Хванхэ. Горная система Тхэбек южнее Пхеньяна.
Майор Михаил Кудасов, военный советник при Корейской народной армии.
…Бой гремел весь день; потеряв еще пару танков и несколько БТР, янки откатились. Огонь крупнокалиберных пулеметов с бронетранспортеров, в теории, мог поддержать атаку американцев — а может, они решили сделать самоубийственный для десанта, но нестандартный ход, подкатив солдат к вражеским позициям прямо на броне? Как бы то ни было, бронетранспортеры в считанные мгновения подожгла неподавленная артиллерия корейцев; врагу не помогла даже штурмовка наших позиций реактивными самолетами! Кроме того, янки и бритты попробовали обойти заслон КНА с флангов — что весьма непросто, учитывая сложный рельеф местности.
Маневр противнику ничего не дал — обходных путей в тыл отважным корейцам, словно триста спартанцев закрывших собой дорогу в узкой горловине долины, не нашлось… Впрочем, тут надо понимать, что такое подвиг трехсот спартанцев царя Леонида. Ведь это вовсе не продолжительные бои в Фермопилах, где в реальности встало все войско Спарты и некоторых ее союзников, нет! Это уже заключительный этап трагедии, когда небольшой отряд оставленных в прикрытии воинов («священный отряд»?) во главе с царем задержали врага, пожертвовав собой, но позволил соратникам оторваться… В сущности, корейское прикрытие повторило именно этот подвиг древних греков — надеяться, что наши сумеют столь же стойко сражаться на изрытых бомбами позициях еще один день, увы, не приходилось…
Особенно отчетливо я это понял, оказавшись на этих самых позициях — увы, лишь ближе к рассвету мы с группой смогли переместиться вперед, покинув занятую противником
Но позиции наши оставили. Тела павших эвакуировать не удалось; с учетом того, что основные потери корейцы понесли во время ударов с воздуха и от огня танковых пушек по батареям (в первые минуты боя), посчитать погибших защитников невозможно. Может, с сотню, может и чуть больше… Разбитые вражеским огнем орудия никто вывозить не стал — но и найти среди них хоть одно исправное для стрельбы через ствол я не смог; целых панорам противнику никто, естественно, не оставил. Да и уцелевших снарядов среди кучи стрелянных гильз я впотьмах сумел найти только две штуки.
Впрочем, у нас было совсем немного времени на осмотр оставленных позиций — начало светать, а с рассветом враг возобновил наступление. Поначалу не очень активное — янки опасались ураганного огня корейцев; но как только они поняли, что заслон оставлен, принялись уже открыто разминировать дорогу минными тралами, закрепленными на танках…
Осознав это, мы отошли еще на пару верст от места боя — после чего вновь углубились в ближайший поросший лесом распадок между сопок, где без сил рухнули на землю. Привал! Ведь не спали, почитай, всю предыдущую ночь — да и большую часть последней… Кроме того, отдых на голых камнях под грохот взрывов и рев реактивной авиации полноценным никак не назовешь! Мне хватило сил разве что нарубить лапника под лежак, да устало рухнуть сверху, предварительно пожевав обезвоженной британской солонины, оставшейся от трофейных английских пайков.
После чего я провалился в глубокий сон без сновидений…
И был бесцеремонно разбужен — Паша Гольтяев энергично так встряхнул меня за плечо.
— Миша, подъем! Враг!!!
Майор говорит свистящим шепотом, глаза осназовца горят бешенным огнем. Коротко кивнув, я живо поднялся с лапника, потянув к себе ремень ППШ. К пистолету-пулемету, правда, остался один полный диск и еще один половинчатый — да и тот набили последними пистолетными патронами из обойм табельных ТТ… Но еще на один скоротечный бой должно хватить.
С лежаков также поднимаются и мои батарейцы, разбуженные бойцами Гольтяева; они-то как раз и несли дневную вахту, вовремя обнаружив противника. Общаемся в основном жестами или шепотом — впрочем, корейцы итак слышат близкий гул моторов…
Паша молча махнул рукой, призывая двигаться вслед за ним. Бойцы вытягиваются за майором редкой цепочкой; замыкаю группу я, пытаясь понять, почему мы идем на шум моторов, а не удаляемся в сторону сопок?! Разве что Гольтяев принял решение разобраться в ситуации, провести разведку — на все сто процентов убежденный в том, что враг явился не по наши души… С последним я вынужден согласиться — все же таки шли мы не по дороге, а вдоль подножия сопок. Да и в сравнение с отгремевшим вчера сражением засветиться не успели! Следовательно, у свернувших с дороги в распадок янки или бриттов цели явно отличные от преследования…
Шум моторов вскоре затих; впереди раздались громкие, начальственные команды на английском — а затем отчаянные вопли и крики корейцев. И еще не успели мы выйти к опушке леса, как метрах в двухстах от нас грянул ружейный залп.
Твари!!!
Знакомый с расправами немцев над пленными партизанами, подпольщиками и заложниками, я понял происходящее еще прежде, чем нашим глазам предстала картина безжалостного, хладнокровного расстрела. Англичане и американцы порядочные, цивилизованные люди, ведущие «гуманистическую войну» в отличие от германских нацистов? Да как бы не так! Во время летнего наступления КНА на юг, янки получили приказ не пропускать на юг гражданских беженцев — вдруг в их колоннах находятся шпионы? Ну, американцы выполнили приказ со всем рвением — достаточно вспомнить расстрел женщин и детей под мостом у деревни Ноганри, где погибло свыше двухсот человек… И ведь это далеко не единственный случай расправы над беззащитными гражданскими!