Коридор
Шрифт:
– А я и не собираюсь. К тому же, к своему качеству хитрости можешь смело добавить еще несколько. Например…
– Все, моему терпению пришел конец. Жан, иди сюда.
В ответ на ее призыв никто не откликнулся, только где-то наверху послышалась едва уловимая возня, затихшая раньше, чем смолкло эхо.
– Я вижу, ты так и не понял, во что влип. Ну, ничего, сейчас мы твой гонор поубавим, заблеешь, как ягненок. Куда ты там делся, черт тебя побери? Жан!
Дверь отворилась, но на пороге стоял не Жан, а один из близнецов, который, судя по качающемуся силуэту,
– Вот пьянь, – выкрикнула она вслед исчезнувшему из вида близнецу.
– Тебе не идет браниться. Когда ты ругаешься, вся твоя красота…
– Хва-тит, – произнесла она по слогам. – Твои уловки здесь не пройдут. Неужели ты до сих пор этого не понял? И выкинь из головы иллюзию, что между нами были какие-то чувства, потому что к тебе, кроме отвращения, я не испытываю ничего. Ты меня интересовал только как объект работы…
– Можешь в этом меня дальше не убеждать, ведь к тебе я испытываю примерно то же самое, хотя, ненависти, может, чуть меньше. Ну, а что касается других «чувств», то, боюсь, у меня просто не хватило бы силы воли полюбить такую стерву, как ты.
– Да? А на эту дурочку из госпиталя силы воли, значит, хватило? Ну ничего, мы не дадим ей стать женой военного летчика. Овдовим еще до замужества. Что замолчал? Удивлен, что нам так много известно? Все время нахождения в госпитале мы за тобой внимательно следили.
Сделав короткую паузу и воспользовавшись его замешательством, она продолжила свой допрос.
– Скажи, кому ты про нас сообщил, и я обещаю, что все закончится безболезненно.
Фраза «безболезненно», мягко сказанная Мелен, вызвала в сознании Карла образ пыточной камеры, от чего его даже слегка передернуло.
– О чем? Я никому ничего не говорил.
– Ты надо мной, что, издеваешься? Или думаешь, я такая доверчивая дура, что поверю этой дешевой игре в невинность и наигранному изумлению? Если хочешь знать, ты сам подписал себе смертный приговор. Вызывая тебя на встречу, я совершенно не собиралась делать всего этого, – она обвела взглядом погреб.
– Ты сам во всем виноват. Неужели ты надеешься, что я поверю в амнезию после того, что ты выдал вчера в баре?
– И что же такого я там выдал?
– Один вопрос об Этьене стоит того, чтобы отдать тебя в руки Жана. Как ты о нем можешь помнить, если у тебя амнезия?
– Но я все могу объяснить.
– Да? А то, что весь вечер намекал мне на связи с англичанами, как объяснишь? Или об этом ты тоже не забыл по счастливой случайности?
Карл совершенно зашел в тупик. – «Ну как ей теперь объяснить, что я всего-навсего нес пьяную ахинею? Правды хочешь? Да узнай ты эту правду, и моя отсрочка до вечера будет тут же аннулирована».
– Что замолчал, ты ведь хотел все объяснить? Не стесняйся.
– Хорошо, я все тебе расскажу. Да, я действительно все помню…
После слов Карла Мелен заметно преобразилась. Ее лицо посветлело, а глаза
– Я действительно все тебе врал насчет того, что ничего не помню, – я все помню. Но эти воспоминания вряд ли пригодятся в поисках истины, потому как в моем прошлом нет никого из тех людей, с которыми сейчас приходится общаться. Ни тебя там нет, ни меня нынешнего, это чужие воспоминания, и они не принадлежат Карлу Маеру. Но я знаю кое-что такое, что произойдет совсем скоро, и думаю, это должно тебя заинтересовать…
– Ты что, все-таки сдал нас в Гестапо?
От ее неожиданного вывода Карл слегка опешил. У него в голове почему-то сразу всплыл фрагмент фильма «Семнадцать мгновений весны», когда Борман, допрашивая Штирлица, сказал: «Вот я сейчас отвернусь, а вы Штирлиц возьмете и тюкните меня чем-нибудь тяжелым по голове».
– Почему ты молчишь? Чему улыбаешься?
– Вашей глупости, мадам… Ты вообще слушала, что я говорил? Если бы я кому-то что-то сказал, то тебя давно бы уже арестовали. Причем, если не месяц назад, то уж точно сейчас. Мне кажется, ты и сама это понимаешь, только признавать не хочешь.
Мелен начала медленно приближаться, внимательно вглядываясь в его лицо. Слабая лампочка не давала должного освещения, поэтому ей пришлось подойти почти вплотную.
– В таком деле, как наше, надо всегда быть начеку и, поверь, уж лучше лишний раз перестраховаться, чем потом волосы на голове рвать.
– Вы, я так понимаю, за мной не только в госпитале следили, но уже и в полку. Кто вам там помогал, Отто?
Мелен начала заразительно смеяться.
– Вот ты даешь, а еще меня глупой называл, – она никак не могла успокоиться. – Нет, это был не Отто, а совершенно другой человек. И его имени я тебе не скажу, даже будучи полностью уверена в том, что как человек чести ты унесешь эту тайну в могилу.
– Теперь ее смех стал походить на истерику.
– Ха-ха-ха, как смешно.
– Если бы сейчас ты видел себя со стороны, то тоже бы посмеялся. У Отто было точно такое выражение, когда он пришел после вашего разговора. – Ее смех начинал выводить Карла из себя, к счастью, она с ним практически справилась, продолжив говорить. – Он, кстати, на тебя очень похож. Такой же индюк надутый, полный бредовых нацистских идей.– Последние слова она произнесла уже с холодным спокойствием.
– Ну, больше с тобой мне разговаривать не о чем. Значит, он был прав, – размышляла она вслух. – Это и к лучшему, меньше будет хлопот.
– Ты это о ком?
– Тебе это знать не обязательно.
Подойдя к столу, Мелен взяла пачку дамских папирос и, положив их в карман, направилась к выходу.
– Я думаю, мы с тобой уже не увидимся, ведь мне придется весь день провести на людях, чтобы не вызывать подозрений. А
что касается тебя, то скоро проснется Жан, который задаст тебе пару вопросов, на которые ты так не хотел мне отвечать. Советую ему не противиться, а то будет только хуже. Ну вот, вроде и все. Прощай. Я надеюсь, ты попадешь в ад.