Коридоры кончаются стенкой
Шрифт:
— Конечно, не мог.
— Тогда в чем дело?
— Мне разъясняли, что зацепки на этого человека есть, ведется разработка, но активности он пока не проявляет…
— Но сотрудник мог Говорить о зацепках вообще. Вы же писали конкретно: «Ведет пораженческую агитацию». Значит, сочиняли? Фальсифицировали? Зачем?
— Этот, контингент подпадал под операцию.
— Разве на подпадающий под операцию контингент можно фальсифицировать материалы?
— Нет, конечно.
— Зачем же
— Я только вносил поправки в списки.
— Хороши поправки, которые стоили человеку свободы, а чаще — жизни! А основания для поправок?
— Были устные данные, — обреченно сопротивлялся Безруков.
— Ну а если сотрудник что-то напутал? Дал информацию на невиновного. А вы брали на него санкцию?
— Могли быть, конечно, ошибки, но это мелочь…
— Мелочь? — крикнул Захожай. — Это вы называете мелочью? Вот откорректированный вами список членов ВКП(б), арестованных в том же Новороссийске в тридцать седьмом — тридцать восьмом годах:
Гербер Филипп Готлибович, шестого года рождения, бондарь — освобожден.
Ротте Густав Ефремович, четвертого года рождения, слесарь — ВМН.
Шаблин Александр Карлович, седьмого года, слесарь — ВМН.
Вайскенберг Густав Егорович, тысяча восемьсот девяносто третьего, ломщик — ВМН.
Альбрех Яков Петрович, четвертого года рождения, возчик — ВМН.
Ной Виктор Иванович, восемьсот девяносто девятого, учитель 21-й школы — ВМН.
Кислинг Рейнгольд Фридрихович, восемьсот девяносто девятого, директор Садземтреста — ВМН.
Фрейберг Густав Петрович, девятисотого, завотделом сельхоззаготовок Главпортторга — ВМН.
Свох Антон Филатович, восемьсот девяносто восьмого, работник ОСОАВИАХИМа — ВМН.
Абдул-Оглы Моисей, девяносто девятого года рождения, охранник цемзавода «Первомайский» — ВМН.
Сун-Дин-Фу Кузьма Иванович, девяносто восьмого, штукатур — ВМН.
Балковский Александр Евстафьевич, пятого года рождения, помощник прокурора — ВМН…
— Продолжать, или хватит?
— Хватит, — выдавил из себя Безруков, — достаточно.
— Из двенадцати названных только один освобожден, остальные расстреляны!
— Приговорены — значит, было за что…
— А фальсификацию вы отрицаете?
— Отрицаю.
— Ну, что ж! Будем разоблачать вас на очных ставках. При каких обстоятельствах вы убили Колоду?
Безруков пронзительным взглядом уставился на Гальперина: неужто уже доложил?
— Это факт, известный всем, в том числе крайкому и НКВД, — сказал прокурор.
Безруков подробно рассказал об «операции».
— Вы убили человека, вас не мучают угрызения совести?
— Нет, не мучают. Это не человек. Он — враг.
— У вас не было на него никаких показаний.
— О
— «Раевская» провокатор, а Гущин дал показания под пыткой.
— Это не имеет значения. В тот момент, когда к нему применялись физмеры, я был уверен, что он враг.
— Ясно. С этим все ясно. Полный расклад. Скажите, вы лично часто избивали арестованных?
— Избиением занимались все: от рядового до начальника Управления.
— Я спрашиваю не обо всех. Лично вы пытали?
— В Управлении пытки не применялись.
— Вам не нравится слово «пытка»? Употребим другое слово, помягче. «Истязание» подойдет? Нет? Физическое насилие? Тоже нет? Хорошо. Тогда так, как в официальных документах ЦК и НКВД: физические меры воздействия?
— Согласен.
— Так вот, лично вы часто применяли к арестованным физические меры воздействия?
— В зависимости от поведения обвиняемого.
— Точнее.
— Всякий раз, когда в этом была необходимость.
— Еще точнее.
— Всякий раз, когда арестованный отрицал свою вину.
— Даже если отрицал обоснованно.
— Откуда мне знать?
— Стойки применяли?
— Конечно.
— Конвейерные допросы?
— Применяли.
— Избиения без санкций?
— Было. Когда пахло жареным — санкции брали задним числом. Вообще контроль был неважный.
— Вы хотите сказать, что эти методы воздействия применялись в массовом порядке?
— Да.
— По непроверенным материалам тоже?
— Случалось.
— Одерихин в письмах наркому рассказывал о применении вами к арестованным удушающих масок.
— Этот метод мною применялся в исключительных случаях.
— Кто определял их исключительность?
— Малкин, Сербинов и я.
— Вы применяли метод, человек задыхался и подписывал все, что ему подсовывали?
— Только протоколы допроса.
— С вымышленными показаниями?
— По-вашему — да, по-моему — нет.
— У вас иные критерии?
— Как во всем Союзе. В прокуратуре, кстати, тоже.
— Прокуратуру вы не трогайте, — рыкнул прокурор.
— Это еще почему? — закричал Безруков, брызнув слюной. — Это вы сейчас стали честными, бросились разоблачать «извращенные методы следствия». А что делали тогда? Заседали в «тройках» и по нашим липовым материалам отправляли людей на смерть? Что ж вы тогда молчали? Убивали нашими руками и получали награды!
— Успокойтесь, Безруков, — промямлил Захожай нехотя, лишь бы не молчать. Допрос с участием прокурора ему не нравился: много эмоций, а проку никакого. Ни один вопрос до конца не решили. — Чем занималась прокуратура — не вам судить. Отвечайте за свои действия.