Король мертвецов
Шрифт:
Я поднялся к себе, взял всю необходимую экипировку и через нуль-Т кабину перенёсся на Знак, который оставил в прошлый достопамятный визит. Вышел из лесочка, огляделся.
Вот оно, озеро. Тихое, спокойное, и не скажешь, что тут вила с водяным смертельную битву устраивали. Зато, вот, кобыла-карпоед образовалась. Того не лучше…
Я двинулся в деревню. Первым встречным оказался подросток лет пятнадцати, с классической стрижкой под горшок. Он шагал куда-то без видимой определённой цели и легко перехватился.
— Стоять. Бояться, — скомандовал я.
Пацан остановился,
— Да-да, охотник, — покивал я. — Но суть сейчас даже не в этом. А суть в том, что я — хозяин этой деревни, граф Владимир Всеволодович Давыдов. Слыхал о таком?
— Как не слыхать… — оробел, наконец, пацан.
— Тебя как звать?
— Гошкой.
— Это Егор, что ли?
— Вестимо, Егор.
— Хм. Путаница получается. Ладно, будешь Гошкой, так проще. Дело такое, Гошка. Дошли до меня смутные слухи, что имеется у вас кобыла…
— Тварь, что ли? — перебил Гошка, мигом растеряв весь пиетет. — А то ж! Имеется, окаянная! Убивать будете?
— Эм… Ну, чего ж сразу так радикально-то. Посмотрю для начала.
— Это запросто. Она тут где-то ходит, айда поищем.
— В смысле, «тут где-то»? Она не на привязи? Смотрит кто за ней?
— Ха! За такой присмотришь. Привязь она рвёт. Из конюшни выламывается. Двери ногами — на! — и вылетают! Петро, кузнец, её поймать пытался — так она его зубищами хвать! Дарина потом нитками зашивала, вот такенная рана! И болел ещё неделю. А подковать её пытались — так она вовсе Мишке копытом башку чуть не пробила, три дня лежал, как дурак, слова сказать не мог. Потом ничего, очухался вроде.
— И что, она у вас просто так ходит? Бесхозная?
— Знамо дело! То вокруг деревни, то по деревне. Ходит, будто догляд ведёт. Жуть такая. На ночь запираемся, потому как случай был. Легли хозяева спать, это Фадей с Томкой своей. А просыпаются от звуков. Встают — мать честная! — стоит это чудище, башку в окно просунула и блины со стола жрёт! Томка на неё со скалкой, а та зыркнула на неё глазами светящимися и матом.
— Матом?
— Как есть, по матери послала. Томка так и села, где стояла. А кобыла блины сожрала и ушла. И ещё кучу им во дворе навалила.
Шагая рядом с Гошкой, я ощущал, как у меня в голове происходят какие-то необратимые разрушительные процессы. Гибнут, гибнут безвозвратно с такими трудом и любовью выпестованные нейроны! Что за дичь мне тут втирают? Да я под «кислотой» бы такого не выдумал!
— Где вы её взяли-то вообще?
— Знамо дело — из лесу привели! Жеребёнком. Нормальная была, покуда в силу не вошла. А там как давай исполнять — страх господень! Наши уж, грешным делом, истребить её пытались…
Тут Гошка осёкся, замолчал и, втянув голову в плечи, покосился на меня.
— Чего ты? А, что кобыла — хозяйская?
— Вестимо…
— Не парься, я наказывать не любитель. Да и вообще, тогда ж ещё не я хозяином был.
— То да…
— Ну, и чем истребление закончилось?
— Да ничем! Распинала она всех. У Хомы ружжо есть, так он в
— Хому?
— Ружжо! Хому не тронула боле. Но ему хватило, баба его с тех пор тоскует и по ночам к Остапу бегает, а Хома тож тоскует и самогонку глушит.
Экие подростки в деревнях развитые, всё знают. Только слова «коитус» не знает, наверное. Удивится.
— Вона она! — крикнул Гошка показав пальцем. — Злодействует!
И я увидел кобылу.
Н-да… Чёрная, как смерть, она стояла перед какой-то постройкой и долбила в закрытую дверь передним копытом.
— Это она в курятник ломится, — понизив голос, объяснил Гошка. — Сейчас дверь выбьет, сука такая, и яиц нажрётся. А может, и куру тоже съест. Яйца любит — спасу нет. И насрёт всенепременно, мол, вот вам. Не любит она нас.
Кобыла была на глаз несколько крупнее, чем полагалось стандартной. Грива нечёсанная, спутанная, длинная и придавала ей залихватский, панковский вид. Никакой оснастки, вроде седла и прочих глупостей, разумеется, не было. Зато какие мускулы перекатывались под шкурой, мать-перемать! Это ж не лошадь, это — Арнольд Шварценеггер в лошадином воплощении.
— Убивать будете? — с надеждой спросил Гошка.
— Экий ты кровожадный. Для начала проверим на тварность. Отойди-ка подальше.
— Но…
— Ты крепостной?
— Знамо дело!
— Вот и слушай, что барин приказал: отойди подальше. Вон туда, к тому кусту отойди и там стой, пока не позову. Бегом марш!
Правильный тон — девяносто процентов управленческой деятельности. Гошку как ветром сдуло. А я носком сапога вычертил на земле Знак, которым давненько не пользовался — банальный охотничий Манок.
У меня он был раскачан до второго уровня, и я полагал, что этого хватит. Ранг позволял апнуться до третьего, и родий, разумеется, хватало. Но на третьем, согласно справочнику, Манок начинал призывать высокоуровневых тварей. Я же сильно сомневался в том, что кобыла если и тварь, то высокоуровневая. Максимум — среднеуровневая. Высокоуровневая уже бы выпилила всю деревню или свалила. А эта ходит кругами и кормится помалу. Как волкодлак какой.
Я вообще полагал, что местные перетрухнули на ровном месте. Притащили дикую лошадь из леса, вот та и исполняет. Может, объезжать никто не умеет, или смелости на это не хватает. А то, что она якобы от пули не подохла — так то вообще фигня. Скорее всего, Хома промазал, только и всего.
Передо мной вспыхнуло зелёное пламя. Я внимательно смотрел на кобылу. Та нанесла двери ещё три удара, и вдруг повернулась. У меня ёкнуло сердце. Неужто на Манок пойдёт?!
Нет. Припала на передние копыта, задними подпрыгнула и вхерачила по двери как следует. Дверь хрустнула и частично вломилась внутрь. Послышалось всполошённое кудахтанье. Блин, ну чудовище ж реальное! Ладно, хрен с ним, что не тварь. Деревня-то моя, и люди мои! А у них беда — вон какая. Прикончу кобылу. Жалко, конечно, пахать бы и пахать на такой. Но хренли с ней, бешеной, делать-то ещё.