Король мертвецов
Шрифт:
— Опять какие-то свои тайные дела крутишь?
— Не опять, а снова. С Троекуровым вопрос-то решать надо, он сам не рассосётся. Что там у нас, кстати, по гробовой мастерской?
— Глухо, — развёл руками Илья Ильич. — Не принадлежит она ему по документам и никогда не принадлежала. А держал её некий Спиридонов Гермоген Евграфович. Где такой, кто такой — загадка. Концы в воду, не сыскать.
— Ожидаемо. Но не критично. Копите факты, сведения. Всё это в итоге для суда пригодится. Путь в тысячу километров начинается с одного
— Полагаешь, дело до суда дойдёт? — внимательно посмотрел на меня Обломов.
— Полагаю, нет. Но готов рассматривать разные варианты развития событий. Я бы хотел, чтобы у Троекурова проблемы начались по всем фронтам. Чтобы его даже официально в розыск объявили.
— Работаем… Насчёт квартиры понял, завтра сделаем. Кстати говоря, может, тебе будет интересно: Троекуров-младший уехал в Петербург.
— Ку… Чего этот недоделок сделал?! — обалдел я.
— В Петербург, — развёл руками Обломов. — Буквально вчера, как оказалось.
— В смысле, с концами, что ли, перебрался?
— Да нет вроде. Просто поехал за каким-то интересом. С чем уж то связано — Господь его знает.
— Долбанутым нет покоя… Вот и подписывай всяких сопляков на агентурную деятельность. Ладно, квартиру всё равно сними, пусть будет.
— Так это ты с ним, что ли, встречаться собирался?
— Ну. В кабаках уж больно людно. А у Троекурова, как мы знаем, глаза и уши даже там, где им ну вот вообще делать нехер. Кстати, об этом. Надо ж ещё с Филькой вопрос закрыть… Не-не, это я не тебе, это уже о своём. Всё, Илья Ильич, бывай! Завтра загляну — квартиру посмотреть.
Попрощавшись, я вышел на улицу и перенёсся… Нет, не в Оплот. Хотелось немного потусить дома. Кофе хорошего выпить, в кровати поваляться. К тому же не факт, что Фильку вообще успели найти. Выяснить это можно, даже не мотаясь самому. Пошлю сокола к Прохору, десять минут — и будет ответ. А там уж решу, либо покемарить до обеда, либо сразу переноситься в Оплот и работать с предательским Филькой.
Это ж сколько ещё среди охотников таких двуличных мразей? Терентий, Филимон… И ведь про всех говорят, что охотники хорошие! Чем только этот сучий Троекуров их соблазняет?..
Я перенёсся не в кабину, а во двор. Зашёл сразу на конюшню.
— Ну как ты тут, Тварь? — поприветстовал новую жительницу.
— Говно, — отозвалась Тварь, полыхая огнём глаз. — Не ем я овса. Мне мясо нужно. Или яйца. А траву свою сами жрите.
— Белок, короче. Записано, — кивнул я. — Всё будет, не нервничай.
Я свистнул. Сокол по имени Грамм сорвался с насеста, пронёсся перед самым носом кобылы и сел мне на плечо.
Кобыла возмущённо заржала. Сокол повернулся к ней и презрительно клокотнул.
— Чего?! — взвилась кобыла. — Твой хозяин?! Это мой хозяин!
Сокол в ответ насмешливо засвистел. Кобыла заржала так, что разметала лежащую перед ней охапку сена. Поднялась на дыбы.
— А ну, тихо! — прикрикнул
— Как это?
— А вот так. Право мне служить надо заслужить. А ты только выделываться горазда.
Сокол насмешливо фыркнул. Снова что-то просвистел.
— Это ты-то, мешок с перьями, быстрее меня?! — возмутилась кобыла. — Да ты знаешь, как я скакать могу? Я — тварь, между прочим! Меня никому не догнать!
— Интересные подробности вскрываются, — хмыкнул я. — Жаль, что пока не до них. Я — по делам, пообщаемся, когда вернусь. Не буянь тут.
С соколом на плече вышел из конюшни. План был простой: поздороваться с домашними, кого увижу, предупредить, что обедать буду, подняться к себе, написать записку, отправить Грамма в путь-дорогу…
Корабль моих планов разбился об айсберг реальности.
— Владимир Всеволодович! — сказала Катерина Матвеевна, поднявшись мне навстречу.
Она сидела на веранде, а вокруг неё толпились примерно все, включая Захара. Земляны только не было, охотница на месте не сидела. Захар выглядел невероятно смущённым и озадаченным более всех.
— Я, это, — сказал он. — Ну… Не взыщи, Владимир — карету твою взял. К Марфе съездить, тебе ж всё равно пока не надо. А как обратно ехать, так там — вот…
«Вот» посмотрела на меня глазами, готовыми разразиться слезами, и промолвила:
— Спрячьте меня, Владимир Всеволодович, умоляю! Я не хочу замуж за Троекурова!
На лицах моих домашних, обступивших Катерину Матвеевну, читалось категорическое согласие с этой позицией.
— За Троекурова, ваше сиятельство, самую негодную дворовую девку отдавать — и то жалко, — выразила общее мнение тётка Наталья. — Уж мы-то его, негодяя, своими глазами видели!
— Да и слухи об нём какие ходят! — вмешалась Груня, качающая на руках младенца. — Кума моя рассказывала, а ей на рынке говорила ихняя прислуга, что чуть не каждую неделю в доме новая молодка появляется. А куда потом исчезает, то никому неведомо. Страсть господня!
— Да это не тот Троекуров, — успокоил я. — Это сын. Тому-то — нахрена жениться, если и так каждую неделю новая молодка?
— И то верно, — рассудил Данила.
Груня на него негодующе зыркнула.
— Всё равно! Разве ж это дело, благородной барышне в этаком сраме жить? Греховодство наблюдать? Спасите её, ваше сиятельство!
— Да спасу, куда я денусь. Спасать благородных барышень — мой профессиональный долг. Здравствуйте, любезная Катерина Матвеевна!
— Ах, простите! — Катерина Матвеевна сообразила, что даже не поздоровалась. — Я так взволнована… Здравствуйте, Владимир Всеволодович.
— Николай Троекуров, получается, посватался к вам? Мне говорили, что он в Петербург зачем-то отбыл. Это за подарками к свадьбе, что ли?
— Отбыл? — удивилась Катерина Матвеевна.
— Ну да. Он давно приходил свататься?