Король-паук

Шуновер Лоренс

— Я не хотел сказать ничего подобного, — испуганно сказал священник. — Конечно, если кардинал разрешит, значит, я был совершенно не прав и...

Когда они ушли, Людовик кое-что вспомнил. Глядя на неподвижное тело на дыбе, он прошептал:

— Жалко, что он не назвал имя той женщины. Я бы послал это ей.

Неспешно он положил две медные монетки на глаза покойника. — Вот, держи. Я обещал тебе денег. Я всегда держу своё слово.

Глава 48

Оливье

ле Дэм получил свою добычу. Недели напролёт он проводил запершись в своём мрачном кабинете, из-под двери которого тянуло спиртом, ароматическими веществами и смертью. Его никогда не любили, а теперь дворцовая прислуга, проходя мимо его кабинета, осеняла себя крестным знамением, каким бы святотатством он ни занимался, это было что-то запретное. Дурная репутация Оливье по ассоциации бросала некоторую тень и на короля. Оливье, несмотря ни на что, пребывал в радостном возбуждении. Насколько этот экземпляр был лучше тех разложившихся останков, которые он выкапывал из могил!

— Сколько всего я изучил, ваше величество! Сколько я уже узнал! История медицины вас не забудет!

— Гм?

Мёртвый садовник перестал интересовать короля. Он исполнил своё предназначение, указав на королевского брата как на персону, стоявшую за покушением на жизнь дофина. Людовик боялся, что не исключены и другие попытки покушения, по крайней мере пока жив Карл Гиеньский. Он удвоил охрану Шарлотты и детей, он удвоил свои усилия, направленные на подготовку Франции к гражданской войне. Занятый исключительно военной деятельностью, он совершенно забыл о своём лекаре.

— Что это ты говорил, Оливье? — очнулся он.

— О том, что я узнал нового, ваше величество. Оказывается, у людей есть желчный пузырь. Так же как у хорьков.

— Очень может быть! — рассеянно сказал король. — Запиши это, вообще всё записывай. А, кстати говоря, как тебе удалось убедить кардинала?

Оливье слегка замялся.

— Я ему дал маленькое обещание от вашего имени. Я ему сказал, что вы его освободите. Его светлость не смог вспомнить никаких канонических законов, что запрещали бы рассечение тела. Хотя он был непреклонен насчёт осквернения. Как будто я могу осквернить этот замечательный опытный образец.

Совесть не пошевелилась у короля, да ему было и не интересно.

— Это ты обещал, а я — нет. — И ему было безразлично, один желчный пузырь у человека или дюжина. Он был слишком занят, даже чтобы тревожиться о своём здоровье.

Внезапно лекарь заболел, впервые с тех пор, как король знал его. Он приготовил новое лекарство для короля. Если хорьковая желчь полезна для больного, не естественно ли предположить, что свежая человеческая желчь будет ещё полезнее? Множество медицинских методов основывалось на таких, аналогиях — к примеру, открытие лечебных свойств экстракта, извлечённого из мумий, которые никогда не разлагаются, для предотвращения дряхлости. Но чтобы не отравить новым

лекарством своего господина, Оливье сам его первый испробовал. Оно не подействовало, а лишь вызвало спазмы и рвоту, и он его уничтожил.

Он использовал свою болезнь как предлог для осуществления новой опасной затеи: он сказал, что хочет на пару недель удалиться от двора.

— Я не могу отпустить тебя, — сказал король, — хотя сейчас я и здоров.

— Зато я болен, ваше величество.

— Франция тоже. Оставайся.

— Я подумал, что небольшое путешествие на юг восстановит мои силы. Там есть много лечебных трав, которые нельзя достать в Париже, поскольку граница с Гиенью закрыта.

Король озадаченно посмотрел на него:

— Куда ты собираешься направиться?

— В Гиень, ваше величество.

— В Бордо?

— Может быть.

— Ты с твоей бородой и в элегантном платье довольно хорошо известен, Оливье ле Дэм, — предостерёг его король.

— Никто не узнает ещё одного кривобокого нищего, без бороды, одетого в лохмотья и, — он отвёл глаза, — с подбородком, который не захочется близко рассматривать.

Король сказал, горько вздохнув, подбирая слова:

— Твоё здоровье имеет большое значение для меня и для Франции. По размышлении я решил, что не имею права удерживать тебя.

— Спасибо, ваше величество, — взволнованно зашептал парикмахер. — Я хочу...

— Держи свои замыслы при себе. Но прими мои искренние пожелания успеха твоей миссии, которая, видит Бог, состоит в сборе трав.

— И я их привезу, чтобы доказать, что так оно и есть, клянусь всеми святыми.

Людовик отстегнул кошелёк от пояса.

— Держи, это ускорит твои передвижения.

Оливье взял мешочек без колебаний.

— Несомненно, мне придётся нанять помощников, чтобы собирать травы.

— Я не желаю знать подробности. Я очень занят.

Он не услышал ничего дурного и ничего дурного не сказал. Даже перед Страшным судом, если бы какой-нибудь педантичный ангел обвинил его, он мог сказать:

— Докажи! Я следую букве закона! Докажи, где, когда, словом ли, делом ли, замышлял я каиново преступление? Всё свершилось без моего участия, я ничего не знал!

Пока Оливье отсутствовал, угроза войны приблизилась вплотную. Гонцы Людовика не могли добраться до его брата в Бордо.

Письма из Бургундии перестали приходить. В Англии победивший Эдуард устраивал празднования в честь своей победы — он невероятно любил поесть — в городах, которые поддерживали его, и творил кровавое правосудие над жителями тех городов, которые ему противостояли. Уже было казнено шестнадцать знатнейших людей, и он обратил свой взор на менее знатных.

«И это его-то гербом была белая роза! — подумал Людовик. — Какой же кроваво-красной стала она теперь». Людовик принципиально не любил обжор, инстинктивно ненавидел всех англичан, но всё же признавал, что Эдуард умел навести порядок в хаосе гражданской войны.