Король-паук
Шрифт:
Неожиданно они услышали, как кто-то негромко произнёс:
— Так и будет!
Они оба, вздрогнув, обернулись в сторону входа, где стоял, завернувшись в плащ, похожий на призрака дофин. Его туфли промокли от росы, подол плаща потемнел от сырости, как будто он ходил в лесу.
— Я же дал вашему высочеству большую дозу, чтобы вы заснули!
— Моё высочество её выплюнуло. Не думаете же вы, что я полностью могу положиться на часовых? — С точки зрения медицины, на лице дофина не было каких-либо признаков начинающегося нездоровья, обычно вызывающих тревогу брата Жана.
— Я рад, что вам стало лучше,
— А я не забуду изобразить громкий и убедительный глоток, отец мой. — Было видно, что настроение у дофина улучшилось. — Значит, я стал очень разговорчивым, — по всей вероятности, он подслушал весь их разговор. Он засмеялся и сел. — Возможно, я случайно немного всё же проглотил — я так долго держал это снадобье во рту. Сидите, сидите, господа. Знаете, что говорят люди за моей спиной? А я знаю. Всегда полезно это знать. — Он немного помолчал. — Ты приехал на юг на прекрасном коне, Анри Леклерк.
— Монсеньор, уверяю вас...
— Можешь не объяснять. Я знаю своих лошадей. По крайней мере, Маргарита не плетёт интриг против меня, ну и ты тоже. Некоторые вещи чрезвычайно легко объясняются.
— Я ехал на юг, монсеньор, чтобы предупредить вас, что в вашей пушке есть трещина.
— Я тебе верю, после того, как увидел коня. Но мне уже об этом рассказал англичанин.
— Её втайне от меня вытащили из груды лома во дворе литейной и дали вашему отряду — Бог ведает, как им это удалось.
— Я не знаю, как, но знаю почему.
— В пушках часто бывает какой-нибудь брак, — вздохнул брат Жан. — Я не могу поверить, что был заговор.
Анри с горячностью возразил:
— А я могу — здесь задета моя честь и честь моей мастерской. И я обязательно узнаю, кто её вытащил оттуда!
— Правда, мой друг? — нервно барабаня пальцами по стону, спросил дофин. — Может, не вполне разумно копать так глубоко. Довольно и того, что святая Барбара разрушила этот сговор. — Он прижал ладонь ко лбу, поглаживая пальцами образок на берете. — Я решил отказаться от этой экспедиции и вернуться в свои земли, в Дофине. Владения эти совсем крохотны, и мне будет там тесновато, но зато я буду чувствовать там себя в безопасности. Быстрый отход иногда лучше наступления.
— Монсеньор, вы не должны отступать.
— Не должен, Анри Леклерк? Тебе не кажется, что ты выбрал не очень подходящий тон?
— Совсем не обязательно отступать, монсеньор. Треснувшую пушку можно использовать.
Он быстро обрисовал план, за который тут же ухватился дофин и стал его разрабатывать дальше. Это было именно то, что он любил больше всего, — превращать слабые места в сильные.
Брат Жан, некоторое время слушавший их разговор, сказал смиренным тоном:
— С вашего позволения, монсеньор. Я ужасно устал.
Столько людей, ничего не подозревающих, ни о чём не предупреждённых, не успевших покаяться и получить отпущение грехов, вскоре превратятся в окровавленные исковерканные трупы, в которых трудно будет узнать человеческие существа! В прошлых войнах, когда оружие было не столь страшным, по крайней мере, оставалось хоть что-то, что можно было похоронить.
Людовик рассеянно ответил:
—
Когда священник поднялся, они увидели его перевязанную руку, которую тот прятал под столом. Отвечая на удивлённый взгляд Анри, Людовик проговорил:
— Он отказывается лечить собственную руку, — а затем объяснил, как брат Жан получил свой ожог. — Хотя он всегда бросается на помощь самому простому солдату со своей банкой с мазью. Он лечит даже англичан — разумеется, после французов.
— Ну конечно же, — произнёс Анри.
Затем они стали обсуждать технические детали своего плана с бракованной пушкой.
— Возле неё обязательно должны быть люди, — сказал Людовик. — Тогда всё будет выглядеть гораздо убедительнее.
— Да, но их разнесёт в клочья, монсеньор!
— Я же не говорю о живых людях. Наверняка, прежде чем дело дойдёт до пушки, у нас погибнет несколько человек. Зачем же просто так закапывать трупы, когда их можно использовать.
Анри внимательно посмотрел на принца с другой стороны стола — глаза Людовика ярко блестели, и этот блеск не мог быть вызван тусклым мерцанием свечи. Капитан Леклерк по-новому взглянул на дофина.
— Похоже, что эта деталь мне не пришла в голову, монсеньор.
Глава 15
На следующее утро, хорошенько выспавшись, Людовик сказал: — Сначала я дам ему шанс раскаяться и выполнить свой долг. Брат Жан меня здесь одобрит, кроме того, это будет дешевле.
В это утро они понесли свою первую потерю. Он отправил к закрытым воротам Лектура герольда — красивого молодого человека из знатной семьи, — он не был вооружён и сидел на красиво убранном коне. В руке герольд держал позолоченное копьё концом вниз, так, чтобы остриё смотрело не в сторону противника, а было повёрнуто к нейтральной почве. К древку копья было прикреплено белое знамя, которое развевалось на ветру и было хорошо видно. В последнее время такие знамёна означали приглашение к перемирию.
Так что не понять, что хочет передать дофин, было просто невозможно. Было очевидно стремление к переговорам.
Однако так никто и не узнал, что бы сказал дофин, какие уступки он мог бы сделать, какие обещания дать. Грубая действительность разрушила все их ожидания, — как только ничего не подозревающий герольд приблизился к замку на расстояние стрелы, произошло чудовищное нарушение всех рыцарских законов. Со стен на него посыпался град стрел. Вперемежку с обычными стрелами в этом потоке мелькали и смертельные стрелы арбалетов, они неслись с чудовищной скоростью по более низкой траектории, готовые пронзить даже железные доспехи. Однако на герольде доспехов не было. Лошадь и всадник упали. Кровь человека смешалась с кровью животного в смертельном единении. Белый флаг перемирия упал не сразу — копьё случайно вонзилось в землю, и ещё долго этот флаг развевался над телами. Затем раздался чей-то «удачный» выстрел, — поскольку они продолжали стрелять и по упавшим, — и белый флаг накрыл юношу, но вскоре белый шёлк стал постепенно окрашиваться в красный цвет. Со стен послышались торжествующие вопли людей д’Арманьяка, как будто они совершили необыкновенное геройство.