Король Шломо

Малкин Давид

Все проводники знали, что дороги и тропы в центральной и южной частях Эрец-Исраэль пролегают там, где есть источники, где дождливой зимой реки и ручьи переполняются, а долгим сухим летом хоть и пересыхают, но вода на дне самых глубоких водоёмов всё равно сохраняется. Особо ценными были родники и ключи, бившие круглый год, обильно орошая такие оазисы, как Иерихон, Эйнот-Цуким и Эйн-Геди.

Филистимский караван направлялся к Иордану за солью, необходимой на побережье Верхнего моря для засолки рыбы. Казалось бы, живя у моря, можно выпаривать из него сколько угодно соли, но морская соль не годится для приготовления и сохранения рыбы. Поэтому раз в год каждое селение филистимлян отправляло большой караван, и он пересекал

Эрец-Исраэль с запада на восток, чтобы на базаре в оазисе Эйн-Геди у кочевых племён, владевших соляными ямами, выменять кораллы и ракушки на большие корзины, полные твёрдых светло-серых комков, которые растворялись в пресной воде, превращая её в драгоценный рассол.

Дорога, по которой филистимский караван пересекал Эрец-Исраэль, привела его к источнику Тихон, бурлящему круглый год под стенами Ерушалаима. Купцы знали, что вода в Тихоне превосходная, что источник никогда не пересыхает и так обилен, что его хватает и для жителей города, и для караванов, приходивших на базар. В тот день филистимляне появились, когда стража уже заперла ворота, и купцы решили переночевать под городской стеной, а утром войти в главный город иврим, продать на базаре несколько овец и посмотреть, что за Храм построил король Шломо для своего бога. Караванщики разбили лагерь, поджарили зерно, запекли в золе козлёнка и, пока рабы поили верблюдов и устраивали ночлег, купцы под холодным ночным небом принесли жертвы богу Дагону, а потом сели у костра.

– Говорят, что у короля Шломо всё из золота: и престол, и стены храма. Серебро у него ценится, как простые камни, а кедры – как вон те сикоморы, – сказал молодой купец. – Откуда у него столько богатства?

– А я ещё слышал, – добавил начальник караванной охраны, – будто у короля Шломо тысяча четыреста колесниц и двенадцать тысяч всадников.

– Может, и мы завтра увидим его богатства, – размечтался молодой купец.

И тут раздался дребезжащий голос старика – хозяина каравана.

– Король Шломо, – сказал он, – ни во что не ставит ни золото, ни дорогое дерево. Больше всего он ценит мудрость.

Караванщики повернулись к старику. Он продолжал:

– Я захотел побывать в Ерушалаиме после того, как услышал, что король Шломо устроил там Школу Мудрости, где молодых обучают такие мудрецы, как пророк Натан. Вся Плодородная Радуга знает имена законоучителей из этой Школы. Но самый мудрый среди мудрецов – сам король Шломо. Говорят, он продиктовал писцам три тысячи притчей и пять тысяч песен. Цари из разных стран приходят послушать его или посылают своих наследников набраться у него мудрости. И ещё я слышал, будто король Шломо иногда незаметно исчезает из Ерушалаима, бродит по Эрец-Исраэль, и разговаривает не только с людьми, но и с оленями, с полевыми мышами, голубями, даже с деревьями и с камнями. И все они передают ему свою мудрость. Вот такой дар ему дан от бога иврим – всех понимать.

В тот вечер купцы ещё долго сидели у костра. Ночная прохлада сползла с Масличной горы на берег ручья Кидрон и убаюкала филистимлян. Последним ушёл к себе в палатку хозяин каравана.

Филистимские купцы не могли знать, что в это время Шломо не спит у себя во дворце. Всякий раз, вернувшись из Школы Мудрости, он записывал всё, что услышал там за день. Иногда он останавливался, смотрел на фитилёк, плавающий в оливковом масле – хорошем масле, не дающем копоти, – потом опять окунал в тушь заострённую палочку и продолжал писать: «Учитель мудрости сказал: О двух вещах прошу Тебя – не откажи мне прежде, чем умру. Суету и ложь удали от меня. Нищеты и богатства не давай мне. Питай меня хлебом насущным, дабы я не присытился и не сказал: “Кто Господь?” и дабы обеднев не начал я воровать и осквернять имя Бога моего».

Шломо сделал из волокон льна новый фитиль, опустил его в масло и зажёг от другого светильника. Лён плохо впитывал масло и давал слабый свет. Тогда Шломо придвинул к себе глиняную миску с семенами «Содомского яблока», похожими на мохнатые нити, взял несколько штук

и скрутил их, продолжая думать. Семена очень хорошо впитывали масло, но сгорали слишком быстро. Зато они давали много света. Шломо взял новую палочку и продолжал писать:

«Ни одно занятие не обессиливает меня так, как размышления о смысле всего, что создал Господь. Тело короля так же болит и так же умирает, как тело раба; человек с малолетства может отличить доброе от дурного; природе Господь придал бесконечную доброту, но злоба стихии губит жизнь… Почему Он так создал?»

Первыми жителями Ерушалаима, которых филистимские купцы увидели в открывшихся утром Овечьих воротах, были сонный нищий Розовый Шимон и две немолодые женщины, Ренат и Азува, предлагавшие караванщикам остановиться в их доме, «ну, совсем близко от нового базара!»

Но филистимские купцы не слышали ничего, потому что их уже коснулось сияние с Храмовой горы. Над суетой проснувшегося города, над запахами кож и выкриками пастухов, над перезвоном бронзовых колокольчиков у входов в дома и над звуками ударов друг о друга кремней, высекающих искру; над криками детей, выбежавших на улицу, и над голосами соседок, обсуждающих, чем сегодня кормить домашних, – надо всем этим парил Храм. Глядя на него с юга, купцы могли видеть за оградой только самые высокие строения – Хейхал и Двир, но и это зрелище осталось у них в памяти навсегда.

Филистимляне очнулись и начали развязывать пояса, чтобы заплатить налог за вход в Ерушалаим.

Глава 21

Король Шломо заболел. Его уложили поближе к очагу, укрыли шкурами. Он бредил, никого не узнавал, звал свою Нааму. Лекари не отходили от короля всю ночь, поили его настоями горных трав, натирали мазями. В Храме принесли жертву от всего народа, прося Бога о выздоровлении короля. Под утро он уснул и проспал целый день и всю ночь, а на следующее утро проснулся без жара, ещё слабый, но уже мог улыбаться. С него сняли пропитанную потом рубаху, умыли, переодели и напоили цветочным бальзамом. Шломо попросил хлеба, и лекари поняли, что король пошёл на поправку.

Пока король Шломо болел, всех принимал Завуд – начальник правителей областей. Гостей было много, и они приносили с собой богатые дары: серебряную и золотую посуду, одежду из виссона, оружие и благовония.

А уже после того как король Шломо выздоровел, в Ерушалаим вошёл многочисленный караван из Мариба – главного города государства Шева, расположенного где-то далеко на юге от Эрец-Исраэль. В караване шли верблюды и ослы самой выносливой породы – таких разводили только в Марибе.

С появлением каравана по городу поплыли незнакомые запахи, от которых заволновалась даже городская стража в смотровых башнях. Впереди и позади каравана двигались, подпрыгивая и кувыркаясь по земле, чернокожие певцы и музыканты. Гудели трубы, заливались флейты, ухали большие барабаны, отмеряя шаг верблюдов. Жители Ерушалаима, привыкшие за годы правления короля Шломо к заморским купцам, вышли из домов посмотреть на шествие. Они гадали, что мог привезти такой огромный караван, почему из одних мешков на спинах верблюдов долетает нежный запах цветов, а из других – неведомый аромат, вызывающий нестерпимый аппетит. И что за сокровища везут купцы, если с караваном шагает целая армия воинов с копьями и луками? Все показывали пальцами на смуглую высокую девушку в ярко-голубом халате, ехавшую на переднем верблюде, украшенном разноцветными лентами от ушей до хвоста.

– Это – царица Шевы, – говорили в толпе. – Её зовут Тимна. Видите, там на осликах едут её служанки.

Наверное, у верблюда царицы был особенно упрямый нрав, раз через его ноздри пришлось пропустить железное кольцо, от которого шёл ремень к руке погонщика. В другой руке погонщик держал остро заточенную палку, которую втыкал в покрытую редкими волосами шею верблюда, добиваясь послушания.

– Что за страна такая, Шева? Никогда про неё не слыхали.

– Вот теперь узнаем. И страну, и её царицу.