Король Шломо
Шрифт:
– Это из-за ерушалаимского Храма, – говорили коэны в наделах северных племён. – Нам запретили приносить жертвы Богу в старых храмах, мы и не приносим. За это Он накажет иврим. Надо поднять народ, пойти и сжечь Храм, построенный язычниками для короля-грешника.
Священнослужители племени Иуды не соглашались с таким объяснением засухи.
– Наш король Шломо построил Храм по велению Господа, полученному от Него Давидом. И обсуждать тут нечего, – говорили они. – А северные коэны во главе с пророком Ахией давно сеют смуту. Они хотят вернуться к тем временам, когда были самыми толстыми священнослужителями в Эрец-Исраэль, потому что каждый день к их жертвенникам
Однако в северных племенах всё меньше и меньше доверяли первосвященнику Цадоку и королю Шломо, считая, что, так как оба они происходят из племени Иуды, то в любых разногласиях будут на стороне «своих». После долгих и горячих споров решено было обратиться к старому пророку Натану, которого уважали во всех без исключения племенах. Как он решит – пусть так и будет.
Прежде чем принять решение, какой ответ дать северянам, пророк Натан три дня постился и ни с кем не встречался. Думал. На четвёртый день он позвал к себе коэна Элицура бен-Аднаха для совета. Целый вечер они вспоминали старинные обычаи, всевозможные толкования Закона и случаи, когда удавалось отвести беду от Эрец-Исраэль.
Наконец, пророк Натан пришёл на встречу с коэнами северных племён и сказал так:
– Близится Восьмой месяц и с ним Судный день. Пусть народ по всей Эрец-Исраэль покается и попросит у Всевышнего прощения за грехи. А когда по нашему обычаю будет принесён в жертву козёл, Господь даст знать, дарует ли Он нам прощение. И если Он примет покаяние народа, то праздничные жертвоприношения пусть всегда проводятся только в Храме и ни в каком другом месте.
К удивлению первосвященника Цадока, коэны северных племён согласились.
Утром накануне Судного дня ерушалаимцы собрались в Храме на церемонию отсылания «козла отпущения» в ущелье Азазел, что на краю пустыни. Коэн с помоста во дворе Храма громко читал из Учения: «И возложит Аарон обе руки свои на голову живого козла, и признается над ним во всех беззакониях сынов израилевых и во всех преступлениях их <…> и отошлёт его с нарочным человеком в пустыню. И понесёт козёл на себе все беззакония их в страну необитаемую».
Михаэль, как обычно, слонялся по территориии храмового двора и приставал ко всем встречным.
– А ты знаешь, сколько нужно отобрать козлов для Судного дня? – спросил он у добродушного Переца, сына командующего.
– Двух, – ответил Перец, занятый своим делом: он чистил сосуды для сбора жертвенной крови.
– И чтобы у обоих не было изъянов, – поучительно добавил Михаэль. – Ну, а как решат, которого из козлов принесут в жертву в Храме, а которого скинут со скалы в ущелье Азазел?
– Коэн бросит жребий, – терпеливо ответил Перец.
– Ну, хорошо, – не отставал Михаэль, – а как вы узнаете, принял ли Господь жертву иврим?
Перец, сидевший на корточках возле сосуда с водой для храмовых работ, поднялся: невысокий, широкоплечий, очень похожий на отца, Бнаю бен-Иояду. Он выразительно посмотрел на Михаэля и медлено объяснил:
– Берём красную шерстяную ленту и разрезаем её пополам. Одну половину обвязываем вокруг бронзового столба Яхин у входа в Храм, а другую закрепляем на рогах «козла отпущения». Если лента побелеет после того, как козёл, нагруженный человеческими грехами, полетит в ущелье – значит,
Михаэль не ответил, потому что ринулся в толпу ерушалаимцев, набившихся во двор Храма: там выбирали человека, который должен будет вывести «козла отпущения» через специальные ворота.
– Я! – кричал Михаэль на бегу. – Я его выведу!
Тут на его пути, раскинув руки, встал молодой коэн Иддо.
– Михаэль, – напомнил он. – Ты же левит, а козла должен вести простой человек.
– Верно, – Михаэль остановился, вздохнул и подумал: «И к лучшему. Когда на козла будут “возлагать грехи” люди станут кричать: “убирайся из города!”, кидаться землёй – того и гляди достанется и провожатому. А всего-то и дела: подвести козла к краю ущелья, завязать у него на рогах половину красной ленты и дать пинка. Есть заботы и поважнее!»
И он присоединился к толпе любопытных, собиравшихся у столба Яхин, чтобы увидеть первыми, когда лента станет белой.
Глава 16
Господь явился королю Шломо во второй раз после Гив’она и сказал ему:
– Я услышал молитву твою и буду пребывать в доме Моём всегда. Но помни, пока ты и потомки твои будете следовать Закону Моему, вы останетесь на престоле в Ерушалаиме, как Я обещал отцу твоему Давиду. Но если вы отступите от Меня, если не будете соблюдать законов, которые Я дал вам, если станете служить иным божествам и поклоняться им, Я истреблю вас с лица той самой земли, которую Я вам дал. И станет Израиль посмешищем для народов, а Храм – дом Мой – будет разрушен. И удивится путник: «За что так наказал Господь землю эту и Дом этот?» И ответят ему: «За то, что оставили иврим Господа, Бога своего, который вывел отцов их из земли Египетской, и стали поклоняться другим божествам».
Король Шломо с утра окунулся в микву, а перед тем как войти в Храм, зачерпнул воды из Медного моря и омыл руки и ноги. В Храме он долго молился и просил у Господа помощи в предстоящем в этот день суде.
У входа в Дом леса ливанского его приветствовала толпа просителей и просто любопытных. Даже в такой ранний час тяжёлый зной Шестого месяца казнил всё живое в Ерушалаиме. Из дворов доносилось шуршание – это кожаные вёдра тёрлись о стенки обмелевших колодцев.
Король Шломо в сопровождении двух писцов и охраны прошёл в зал и поднялся на престол. Стража распахнула дверь, и люди, ожидавшие на улице, все сразу протиснулись в зал. Писец Офер бен-Шиши выкрикнул имя первого просителя. Низко кланяясь, тот приблизился к престолу короля Шломо.
Писец начал громко излагать жалобу.
Как и обещали строители, в Доме леса ливанского, облицованном ерушалаимским камнем, сохранялась прохлада. Свет, проникавший через отверстия в стене, с утра был слабым, и король Шломо велел принести ещё несколько светильников, чтобы лучше видеть лица пришедших на суд. Дела были скучными, и он прилагал усилия, чтобы сохранять внимание. По сути, ни одно дело не нуждалось в разборе в королевском суде. Когда это стало раздражать короля Шломо, он подозвал писца Офера бен-Шиши и велел ему на будущее тщательнее отбирать судебные дела. Особенно это относилось к просителям из отдалённых областей. Там никак не могли привыкнуть к тому, что вопросы о разделе земли или о наследстве решают созданные ещё при короле Давиде местные суды из трёх судей. А в Ерушалаиме король Шломо учредил суд из двадцати трёх самых уважаемых людей города, и они принимали жалобы и решали споры.