Королев: факты и мифы
Шрифт:
Бармин замолчал, ведь рассказывать о страшном тоже страшно. Какой же это ужас: невиновный человек лишь смертью доказал свою невиновность и спас товарищей. Впрочем, Ян Гамарник застрелился и ничего не доказал – мертвый был причислен к «врагам народа».
– А откуда вы знаете Воловича? – спросил я.
– Он занимался мавзолеем. После постройки каменного мавзолея в 1930 году там надо было создать наиболее благоприятные условия для сохранения тела Владимира Ильича.
Почему это задание было дано ОГПУ – до сих пор не понимаю. Но факт есть факт: ОГПУ поручило заводу «Компрессор» создать холодильную установку для охлаждения саркофага и правительственной комнаты в мавзолее. На «Компрессоре» это задание поручили трем специалистам: Ивану Федоровичу Твердовскому – руководителю проектного отдела, Шолому Евсеевичу
– Ты не перепутал? – спросил, не глядя на нас Паукер у Воловича. – Ты им объяснил, что установка нужна для мавзолея, а не для овощной базы?
Мы начали объяснять, что аммиачная установка, конечно, современнее, но в охлажденный воздух может просочиться аммиак, а это – яд, будет большая беда. А наша установка совершенно безопасна. Ну, протечет у нас трубопровод, будет лужа рассола и все.
– Но ведь трубы сварные, – попробовал возразить Паукер, но прежней уверенности в его голосе уже не было.
– Любая конструкция коррозирует...
– А если в воздухоохладитель подложить ампулу с отравляющим веществом? – весь подавшись вперед тихо спросил Волович.
– Такую возможность исключить нельзя, – в тон ему ответил Твердовский. В результате мы убедили, что наша установка безопаснее...
Бармин опять помолчал и добавил:
– Воловича и Паукера расстреляли. Иоэльсон сидел, а потом куда-то исчез...
– А потом Берия расстрелял Ежова, – в тон академику сказал я, – это же сценарий из жизни мафии. Вам приходилось встречаться с Берия?
– Увы, приходилось... Он вызвал к себе всех главных конструкторов по ракетной технике. Усадил всех нас за длинный стол и сказал:
– Я начну с того, что каждый из вас в течение трех месяцев должен подготовить как бы своего двойника, который разбирался бы во всех вопросах не хуже вас. Мало ли что с вами может случиться... Фамилии этих людей сообщите товарищу Михневу, моему помощнику. А теперь я вас слушаю...
Первым выступал Королев, рассказывал о ракетах, над которыми он работает, показывал чертежи, графики, рисунки траекторий. Иногда в рассказ встревал Устинов, дополнял. Берия одергивал его, как разбаловавшегося мальчишку:
– Сиди и не мешай! Что мне с тобой делать...
У меня и у других тоже сложилось впечатление, что Устинов не боится Берия. Очевидно, Берия всегда помнил, что Устинов – любимец Сталина. Когда Королев начал объяснять траектории, Берия перебил:
– Товарищ Королев, я – не техник, мне этого знать не надо. Мне надо знать, что эта ракета нам даст, сколько времени требуется для ее изготовления и сколько она будет стоить...
Королев не успел ответить, как зазвонил телефон, Берия схватил трубку, вскочил с кресла и вытянулся струной:
– Слушаю, товарищ Сталин!.. Я заканчиваю прием конструкторов ракетной техники... Понял... Буду...»
Совещание он свернул буквально на полуслове. Больше я его никогда не видел, о чем не жалею...
На восьмой день войны главного конструктора завода «Компрессор» Бармина вызвал к себе нарком общего машиностроения Петр Иванович Паршин. В кабинете сидели заместитель начальника оборонного отдела ЦК Лев Михайлович Гайдуков и главный инженер НИИ-3 Андрей Григорьевич Костиков.
– Все, что вы до сих пор делали, забудьте, – сказал Паршин Бармину. – Только это, – он пододвинул папку с секретными чертежами реактивной установки – скоро ее назовут «катюшей».
Нарком не сказал тогда Бармину, что к началу войны у нас было только шесть боевых машин. В ночь с 1 на 2 июля они ушли на фронт. Шесть! А нужны были сотни, тысячи!
– Костикова Паршин назначил главным конструктором завода, а меня – его замом, – вспоминает Бармин. – Костиков приезжал
Едва ли найдется у нас еще один академик, который бы за годы войны был отмечен «генеральским» орденом Кутузова. У Бармина был этот орден.
С Королевым Бармин встретился в Германии, но виделись они там, впрочем, редко: Бармин работал в Берлине, а Королев – в Тюрингии. В послевоенные годы баллистические ракеты сблизили их. Стартовый комплекс первых баллистических был довольно примитивен, и, когда речь зашла о ракете межконтинентальной, поначалу думалось, что и тут можно будет сработать по «классической» схеме: поставить ее на хвост, и конструкторам и стартовикам это было привычно, а привычное – успокаивает. Стали считать и получилось, что отвести на старте газовые струи одновременно из центрального блока и из «боковушек» – невозможно. Решение оказалось столь же новаторским, как и сама ракета. Межконтинентальную ракету стартовые фермы брали «за талию», она не стояла, она висела над газоотводным проемом. При этом собственной тяжестью она как бы сама себя заклинивала. Но задача-то была не только в том, чтобы удержать эти 300 тонн, но и в том, чтобы ракету вовремя отпустить, не притормозив в эти первые, самые трудные секунды ее полета. И вот здесь конструкторы КБ Бармина нашли действительно на редкость изящную схему, ранее никогда в мировой ракетной технике не применявшуюся. Как только двигатели набирали силу, способную уравновесить массу огромной машины, ракета, естественно, переставала давить на упоры ферм, и в этот момент противовесы, откидывая фермы в сторону, освобождали ракету. Точнее, она как бы сама себя освобождала, когда стартовый комплекс был ей уже не нужен. Об этом писать легко, поскольку все видели старты космических ракет в кино и на телеэкране, но додуматься до такой инженерной простоты, ой, как трудно! Ведь, действительно, нет никакой гидравлики, пневматики, магнитов, электрических цепей, ничего, что может потечь, заклинить, замкнуться. Надежность обеспечивается законом всемирного тяготения Ньютона. Ньютон – соавтор солидный, на него можно положиться, не подведет...
Но это школьники знают, что не подведет, а люди ответственные полагаться на какого-то там Ньютона не могут. Собралась именитая комиссия экспертов под председательством академика Благонравова. Смотрели, считали и решили, что все-таки не мешало бы задублировать всю эту систему гидроцилиндрами.
– Я отказался наотрез, – рассказывал Бармин. – Примчался Королев, расшумелся: «Я забракую, я не приму такой старт...» А я спокойно так говорю: «Ну, что ты шумишь? Давай сядем и я тебе все объясню. Ты сам увидишь, как все здорово получается...» Он все понял и очень мне помогал...
Королеву очень хотелось до окончания строительства стартового комплекса в Тюратаме, проверить работу всей конструкции Бармина не на макете, а с реальной ракетой. Правда, не совсем ясно было, где можно провести подобные испытания? В Москве облазили все, но цеха, в котором поместилась бы «семерка» со стартовым комплексом, не нашли.
– Надо искать! – упрямо повторял Королев. – Большой театр нам все равно не дадут. На Москве клин не сошелся, надо посмотреть в других городах...
В молодости, когда он искал помещение для ГИРД, он разбил Москву на квадраты и нашел подвал на Садово-Спасской. Четверть века спустя Королев снова ищет помещение, но разбивает на квадраты уже всю страну. Подходящий цех он опять все-таки нашел, был такой на Ленинградском металлическом заводе имени Сталина. Там и смонтировали стартовый комплекс. Однако для установщика места уже не было, ракету поднимали с помощью крана. Этот же кран имитировал подъем ракеты, когда проверяли работу противовесов. Всю студеную зиму 1955/56 года огромный завод лихорадило от любопытства: что же делают в большом цехе? При всей натуге службы режима, в конце концов, узнали: испытывают какую-то здоровенную ракету...