Королева не любившая розы
Шрифт:
Впрочем, только супруги Кончини, которых Мария Медичи привезла с собой во Францию, пользовались её неизменным расположением.
Флорентийский дворянин Кончино Кончини провёл довольно бурную молодость, быстро спустив отцовское наследство на шлюх и кутежи. Затем занялся мошенничеством и платным развратом, за что несколько раз сидел в тюрьме. Кроме всего прочего, подвизался в театре на женских ролях. Но дядя всеми правдами и неправдами помог ему стать шталмейстером (конюшим) Марии Медичи. Рассказывали, когда перед отъездом собутыльники спросили Кончини, что он ожидает от своей поездки в Париж, тот ответил:
– Удача или смерть!
Ещё на корабле он очаровал Леонору Галигаи,
Возмущённые до глубины души принцы крови перешли в оппозицию. Конде, герцоги де Невер, де Лонгвиль, дю Мэн и маршал де Бульон покинули двор. Сезар де Вандом, старший из бастардов Генриха IV, хотел последовать за ними, но Людовик приказал ему остаться. Королева-мать посадила его под домашний арест, но тот перехитрил стражу и сумел бежать вместе с женой.
– Почему моего брата Вандома не посадили в тюрьму? – узнав об этом, гневно спросил король.
Это едва не привело к новой гражданской войне. Но Марии Медичи удалось заключить мир с принцами, кроме Вандома. Тогда по её приказу Людовик во главе своих войск триумфально проехал по нескольким провинциям с июля по октябрь. И Сезару ничего не оставалось, как выпрашивать прощение у короля.
– Впредь служите мне лучше, нежели в прошлом, и знайте, что высочайшая честь для Вас на этом свете – быть моим братом! – гневно отчитал юнец двадцатилетнего отца семейства.
1614 год стал вершиной карьеры Кончини, когда Мария Медичи разрешила ему любые действия, лишь бы тринадцатилетний Людовик ХIII, который считался уже по закону совершеннолетним, не отобрал у неё власть. В награду фаворит выпросил посты суперинтенданта финансов и канцлера. Однако его влияние держалась во многом на интригах и подкупе. А как только парламент потребовал его отставки, Ришельё, тогда ещё молодой епископ Люсонский, искусными доводами склонил депутатов на сторону итальянца. Никто в ту пору не догадывался, что вскоре красноречивому прелату предстояло стать подлинным владыкой Франции.
Третий сын в обедневшей дворянской семье, Арман Жан дю Плесси де Ришельё готовил себя к военной карьере и учился сначала в Наваррском коллеже, а потом – в академии Плювинеля. Но его средний брат, который должен был стать епископом Люсонским, неожиданно решил уйти в монахи. Чтобы не лишиться единственного семейного дохода, мать упросила младшего сына занять эту вакансию. В самый короткий срок получив богословское образование, Арман защитил докторскую диссертацию. Однако он ещё не достиг положенных двадцати трёх лет, чтобы стать епископом. Поэтому решил отправиться в Рим, чтобы лично просить об этом папу, перед которым произнёс блистательную речь на латыни. Согласно легенде, выслушав молодого человека, Павел V благосклонно поинтересовался:
– Сколько Вам лет?
– Двадцать три, Ваше Святейшество, – не моргнув глазом, ответил Ришельё.
Таким образом, в 1607 году, в двадцать два года,
Говорят, что узнав об обмане, папа воскликнул:
– Этот молодой человек далеко пойдёт!
После этого Ришельё отправился в свою епархию, которую позже охарактеризовал так:
– Люсон – самая мерзкая, самая грязная и самая непривлекательная епархия во Франции.
Хотя он быстро навёл там порядок, но не собирался всю жизнь прозябать в глуши. Его целью был Париж и епископ написал Кончини, предлагая свои услуги, но ответа не получил. В Люсоне состоялась первая встреча Ришельё с отцом Жозефом дю Трамбле, монахом-капуцином, который впоследствии получит прозвище «серый кардинал» и будет играть огромную роль в политике Франции.
Спустя семь лет епископ Люсонский был избран депутатом Генеральных штатов, созванных в Париже. На церемонии их закрытия он произнёс речь, в которой рассыпался в похвалах Марии Медичи:
– Счастлив государь, которому Господь дарует мать, исполненную любви к его особе, усердия по отношению к его государству и столь опытную в ведении его дел!
Цель была достигнута: энергичного, умного и привлекательного прелата заметили.
В январе 1615 года Людовик ХIII решил назначить Люиня губернатором Амбуаза, забрав это право у Конде, предводителя мятежных принцев крови. Но Кончини посоветовал Марии Медичи отослать фаворита короля. Чтобы обезопасить себя, Люинь купил должность коменданта Луврского дворца. Теперь он жил в комнате над королевскими апартаментами и мог незаметно спускаться туда по внутренней лестнице. Часто сам Людовик перед сном ходил к нему наверх. Когда один из них заболевал, другой преданно сидел у постели больного.
В отличие от Кончини, флорентийка понимала, что только Люинь сможет удержать её сына в рамках покорности.
– Им тем более трудно было управлять, – свидетельствовал Воклен дез Ивето, наставник Людовика, – потому что он был рождён, чтобы править самому и командовать другими. Он ревностно защищал свой авторитет.
Как сообщает придворный поэт Малерб в частном письме, юный король однажды сказал:
– Я хотел бы войти в историю под именем Людовик Справедливый, а не Людовик Заика!
Но пока он был не готов взять власть в свои руки.
Несмотря на это, король относился к важным вещам со всей серьёзностью.
– Сын, я хочу Вас женить. Согласны ли Вы? – удосужилась спросить Мария Медичи.
– Согласен, сударыня.
– Но Вы не знаете, как делать детей.
– Извините!
– Откуда же Вы знаете?
– Господин де Сувре (гувернёр) меня научил.
На всякий случай, Мария Медичи также поручила Люиню объяснить своему юному другу суть супружеских взаимоотношений. И сделанные им открытия глубоко потрясли юного короля. Он опасался, что инфанта окажется некрасивой. Конечно, Людовик получил портрет невесты, но понимал, что придворные живописцы чаще всего льстят венценосным моделям. А увидеть Анну он мог только перед венчанием.
Таким образом, если инфанта была в восторге от перспективы стать королевой Франции, то Людовик, угрюмый и неуверенный в себе, боялся предстоящей свадьбы. А тут ещё 27 марта 1615 года умерла от воспаления лёгких Маргарита Валуа, завещав всё свое состояние королю. Он воспринял её смерть как личную трагедию, и проплакал несколько дней, отказываясь даже от еды и игр. Чтобы приободрить его, придворные дамы решили напомнить ему о свадьбе с инфантой. Но это опечалило Людовика ещё больше.
– Я её совсем не знаю, – говорил он со вздохом, – без меня её выбрали мне в супруги, и какова она ни есть – уродлива или красива, – я всё равно должен буду уложить её в свою постель и целовать, обнимать и любить до конца жизни…