Королева не любившая розы
Шрифт:
– Не подарите ли вы мне один из Ваших красных бантов? Я приколю его к тулье (в те времена лента была залогом любви)…
Ничто не предвещало неприятностей, когда двадцать пятого ноября в день Святой Екатерины юная чета отправлялась на церемонию венчания в местном соборе. Эти дети, которым ещё не исполнилось и четырнадцати, прекрасно смотрелись вместе: Людовик – кареглазый жгучий брюнет, и Анна – блондинка с яркими глазами. Король был великолепен в камзоле из белого атласа, расшитом золотом, и в широкополой шляпе. Его невеста тоже выглядела чудесно в платье из серебряной ткани, шлейф которого несли принцесса де Конти и герцогини де Гиз и де Вандом. На голове у Анны сверкала бриллиантовая диадема, подаренная ей отцом, и зрители были восхищены
Усталые новобрачные поцеловали друг друга – и отправились каждый в свою опочивальню. Сославшись на усталость, Людовик потребовал ужин в постель. Но, как выяснилось, для короля вечер ещё только начинался, и зря он надеялся, что его оставят в покое. Мария Медичи считала, что он должен немедленно исполнить свой супружеский долг (иначе его брак могли признать недействительным), и потому решила настроить сына на более легкомысленный лад. С этой целью королева-мать послала к нему нескольких дворян, особо искушённых в вопросах любви, чтобы молодые люди подбодрили юношу. Гиз, Грамон и ещё несколько придворных окружили королевское ложе и принялись рассказывать Людовику всякие фривольные истории. Однако он лишь вежливо улыбнулся и попытался заснуть, чтобы набраться сил для завтрашней охоты. Около восьми вечера в спальне открылась дверь и на пороге появилась Мария Медичи. Увидев сына в постели, она суровым тоном произнесла:
– Сын мой, обряд венчания – это всего лишь прелюдия к бракосочетанию. Вы должны отправиться к королеве, Вашей супруге. Она ждет Вас…
Людовик привык во всем подчиняться матери, поэтому покорно ответил:
– Мадам, я только ждал Вашего приказания. Я пойду к жене вместе с Вами, если Вам так угодно.
Накинув халат и сунув ноги в домашние туфли, он направился в опочивальню Анны. Следом за ним туда вошли Мария Медичи, две кормилицы, гувернёр короля де Сувре, лейб-медик Эроар, маркиз де Рамбуйе, хранитель королевского гардероба с обнажённой шпагой в руке, старший камердинер Беренгьен с подсвечником, граф де Гиз, граф де Граммон и еще несколько придворных. Анна Австрийская, вопреки утверждениям свекрови, вовсе не ждала супруга, а крепко спала, и была изумлена и даже испугана, когда, проснувшись, увидела всю эту процессию, входящую в её покои.
– Дочь моя, я привела к Вам короля – Вашего супруга. Прошу Вас: примите его и любите! – громогласно произнесла Мария Медичи.
В ответ, Анна, покраснев от смущения, пробормотала по-испански:
– У меня нет иного желания, мадам, как только повиноваться Его Величеству, моему супругу, и угождать ему во всём.
К счастью, здесь же находились несколько камеристок и придворных дам, выбранных Филиппом III для своей дочери из числа испанок, знавших французский язык. Они перевели слова юной королевы. В присутствии множества свидетелей король сбросил халат и лёг рядом с женой. Оба они выглядели смущёнными и несчастными. Мария Медичи подошла к ложу и тихо произнесла несколько фраз. Что именно она сказала – неизвестно. Но, видимо, давала некие советы, называя при этом всё своими именами. Потому что, пока она говорила, Анна Австрийская покраснела как маков цвет, а Людовик стал бледнее подушки.
– Теперь всем пора уйти, – объявила Мария Медичи, задёрнув занавеси кровати.
Далее предоставим слово доктору Эроару, который по приказу регентши написал подробный «Рассказ о том, что произошло в ночь свершения королевского брака» для вручения
– Отдав последние распоряжения, королева и все, кто был в спальне, оставили молодожёнов (кроме двух кормилиц), чтобы дать им возможность исполнить то, что им предписано делать после церемонии бракосочетания. И король это исполнил дважды, как он признался сам и что подтвердили кормилицы. Потом король уснул и проспал в постели королевы около часа. Проснувшись, он позвал свою кормилицу, та надела на него тёплые туфли и ночную рубашку и проводила до двери спальни, за которой его ожидали господа де Сувре, Беренгьен и другие, чтобы проводить его в спальню. Там он, попросив попить, выразил большое удовлетворение по поводу своего брака, лёг в постель и крепко проспал всю ночь. Молодая королева, в свою очередь, встала с брачной постели после того, как король удалился, вошла в свою маленькую спальню и легла в свою кровать.
Столь неуместная поспешность в вопросе консумации (практического осуществления) брака юных супругов была проявлена из-за того, что многие во Франции были против союза с Испанией и, как следствие, против брака короля с инфантой.
Неудивительно, что на следующее утро юные супруги не могли без смущения смотреть друг на друга. После своей первой брачной ночи король проникся таким глубоким отвращением к плотской любви, что целых четыре года «не заглядывал в спальню жены». За что современники прозвали его Людовиком Стыдливым.
Глава 2
Переворот Людовика ХIII
После пышных торжеств двор покинул Бордо и отправился в Тур, где королевские новобрачные провели зимние месяцы в уединении. Впрочем, они не упускали возможности развлечься. Пока двор находился в Туре, 15 февраля 1616 года король танцевал в балете перед супругой, а та в ответ 21 февраля исполнила испанский балет со своими фрейлинами. В Амбуазе же губернатор Люинь устроил в их честь празднества. Людовик то и дело охотится во владениях своего фаворита, – он даже провёл там три дня без жены.
По пути в столицу Мария Медичи утвердила Ришельё духовником Анны Австрийской. Епископ Люсонский ответил пространным благодарственным письмом, обещая посвятить всю свою жизнь служению королеве-матери. А немного позже он был назначен военным министром.
В это время регентша решила помириться с принцем Конде, и 8 мая был подписан Луденский мирный договор. Этот акт ограничил почти безграничную власть Кончини, вернул ко двору мятежных принцев крови, примирил гугенотов с правительством и отверг претензии Испании на спорные земли. Поэтому он был неприятен молодой инфанте-королеве, как называли Анну Австрийскую в этот период.
Если французская свита Елизаветы состояла из трёх десятков человек, то с Анной приехали около шестидесяти дам и добрая сотня прочей челяди, что чуть не вызвало дипломатический скандал, который, впрочем, удалось замять. После свадьбы ей предоставили новую свиту, состоящую из французов, но юная королева не захотела отказываться от услуг своих земляков. Это привело к тому, что пост первой статс-дамы разделили испанка Инес де ла Торре, которая имела сильное влияние на королеву, и француженка Лоранс де Монморанси, вдова коннетабля Франции, точно так же, как должность дамы второго ранга была разделена между Луизой де Осорио и Антуанеттой д’Альбер, сестрой Люиня.
Вокруг Анны по-прежнему испанские придворные, разговоры на родном языке и привычный образ жизни. Она не говорит по-французски, носит одежду по испанской моде и выглядит, по мнению придворных, «чопорной ханжой». Перед отъездом Филипп III сказал дочери:
– Помните, что Вы – испанка, и нужно не допустить, чтобы Ваш муж разрушил связи между нашими государствами.
Вместо того, чтобы оберегать от вмешательства в политику этого ещё ребёнка по возрасту, уму и поведению, отец Анны давал ей секретные поручения в надежде, что её присутствие при французском дворе будет служить интересам Испании.