Королева не любившая розы
Шрифт:
Его и раньше пытались убить несколько раз. Посему маршал д’Анкр нанял себе двух дюжих слуг с дубинами, которые всегда его сопровождали. Первой стала подумывать о возвращении в Италию Леонора. Однако Кончини не желал этого. Разногласия и домашние ссоры с супругом так подействовали на Галигаи, что разум её пошатнулся: ей стало казаться, что все, кто смотрит на неё, желают её сглазить. Она впала в такую тоску, что не только отказывалась беседовать с кем-либо, но и почти не виделась со своей госпожой. Слухи, что Кончини решил отделаться от неё и уже подумывает
Королева-мать возместила фавориту ущерб и сделала его герцогом и пэром. Это возмутило Людовика:
– Когда я издаю распоряжения на 30 франков, мне говорят, что казна пуста, однако для маршала д’Анкра нашли 450 тысяч ливров!
Но Кончини и этого было мало – он метил в коннетабли (главнокомандующие). Мария Медичи была неспособная умерить амбиции фаворита, и это обернулось против неё самой. В глазах людей её невероятное бездействие выглядело так:
– На королеву-мать навели порчу!
– Нет, она – любовница Кончини!
– А Галигаи – ведьма!
К тому же, фаворит допустил несколько фатальных ошибок. Во-первых, он открыто стал демонстрировать свои отношения с королевой и даже над оврагом, отделявшим его дом от дворца, повелел воздвигнуть мост, который назвал «мостом любви». По улицам Парижа, обыгрывая французское слово «encre» («чернила»), гуляла песенка:
Если бы у королевы
В животе был младенец,
То он был бы очень чёрным,
Потому что он был бы д’Анкр!
Ещё большей глупостью Кончини было позволять себе шуточки на счёт быстро стареющей Марии Медичи. Это не понравилось ни придворным, ни, особенно, Людовику. Наконец, всегда внимательно следивший за окружением короля, итальянец не разглядел своего смертельного врага в его друге Люине, который в 1616 году стал великим сокольничим Франции. Тот долго подводил своего господина к тому, чтобы сместить мать и Кончини и самому управлять государством, не без основания полагая, что станет при молодом, слабовольном короле полноправным правителем Франции. Но Людовик ХIII никак не мог решиться.
Анна Австрийская радовалась аресту Конде и во время беспорядков, последовавших за этим, оставалась спокойной, как будто находилась в Мадридском дворце. Она воображала, что Франция теперь, наконец, избавится от еретической заразы. Однако её свекровь не была так спокойна, потому что королевство находилось на грани гражданской войны.
В День Всех святых, когда король вернулся из Сен-Жермена, у него начались боли в животе, сопровождавшиеся поносом, и лихорадка, после приступов которой он лежал бледный, печальный, совершенно обессилевший.
Мария Медичи, молившаяся в монастыре Фельянов, поспешила назад в Лувр, а Кончини и его жена, охваченные паникой, по сути, взяли в заложники маленького герцога Анжуйского, наследника престола, и приказали
В конце месяца наступил кризис: король хрипел и задыхался. Ему хотели дать лекарство, но его челюсти, сведённые спазмом, невозможно было разжать (слуга, попытавшийся это сделать, чуть не лишился пальца), наконец, их раздвинули ложкой и влили микстуру. Он потерял сознание. Созванные на консилиум доктора спорили, что было причиной болезни короля:
– Вероятно, это апоплексический удар!
– А может, дурные испарения из кишечника?
Но кризис миновал, Людовик пошёл на поправку и около 10 ноября уже смог встать с постели. Через день, проходя утром по Большой галерее Лувра в сопровождении горстки офицеров охраны, он остановился у окна взглянуть на реку. В это время вошёл Кончини, за которым следовала свита из ста человек, и остановился у другого окна. Разумеется, он знал, что король здесь, но даже не приветствовал его, продолжая принимать почести и отдавать приказания. Оскорблённый до глубины души Людовик покинул залу.
В январе 1617 года Мария Медичи снова попросила Людовика об отставке. Вместо сына ей ответил Люинь:
– Мадам, Вы не должны уходить, король не собирается Вас заменять!
Мрачное молчание Людовика ХIII наполнили душу регентши дурными предчувствиями.
В конце месяца в Лувре состоялся новый балет. В зале было яблоку негде упасть. Сам Людовик с трудом пробился внутрь. Какая-то девица, вероятно, не узнав короля, ухватила его за штаны со словами:
– Если Вы войдёте, то войду и я!
Темой балета было освобождение рыцаря Ринальдо – традиционного персонажа героического эпоса. Таким образом, Людовик заявлял о своём стремлении избавиться от власти матери и её ставленников.
Но сначала предстояло окончательно разбить принцев. Кончини уговорил королеву-мать идти по пути применения силы против мятежников, снова взявшихся за оружие. Напрасно Леонора предостерегала свою царственную подругу:
– Мадам, знайте: он погубит себя, а вместе с собой – Вас и меня.
Для устрашения парижан Кончини воздвиг 50 виселиц. В то же время, Люинь узнал, что могущественный маршал готовит то ли его высылку, то ли несчастный случай со смертельным исходом, и решил подтолкнуть Людовика.
В марте 1617 года у д’Анкров умерла десятилетняя дочь. Опечаленная Леонора вновь предложила супругу забрать всё нажитое и уехать в Италию. Но зарвавшийся авантюрист отмёл это предложение. Хотя предчувствие надвигающейся катастрофы угнетало Кончини, он надменно заявлял:
– Я не брошу королеву, потому что хочу проверить, насколько удача сопутствует мне!
Своему приятелю Бассомпьеру он признался, что скопил втайне от жены 1 000 000 золотых экю на случай своего бегства.
Тем временем Люинь продолжал подстрекать короля: