Королева не любившая розы
Шрифт:
– Кончини – король этого королевства: он бросает вызов Вашей власти и желает гибели принцев. Он овладел разумом королевы, Вашей матери, которую подчинил своей воле. Кроме того, он поддерживает её сердечную привязанность к монсеньору, Вашему брату, в ущерб Вам.
Его слова падали на благодатную почву: Людовик ХIII всегда относился с подозрением и ревностью к своему брату Гастону. Между тем общественное мнение заграницей тоже складывалось не в пользу Кончини.
– Три брата Люинь, – докладывал Монтелеоне в Мадрид, – исполнены благих намерений, и хотя они не могут похвастать особым талантом или гениальностью, король привязан к ним. Вашему Величеству следует знать,
Когда испанский посол передал Люиню льстивое заверение в добром к нему отношении католического короля, тот с выразительным жестом ответил:
– Я понял Ваше Превосходительство и в подходящий момент Вы тоже поймёте, что я принял Ваше послание к сведению и извлёк из него пользу.
Люинь стал посредником между своим господином и мятежными принцами, готовыми вернуться ко двору после изгнания Кончини. Вокруг Людовика ХIII и его фаворита образовался некий малый совет, который постоянно собирался по вечерам и обсуждал недопустимое поведение маршала д’Анкра. Постепенно король уверовал в то, что он сможет управлять страной, но не знал, как взять власть в свои руки. Поэтому он полагался на Люиня, который пытался в последний раз заставить Кончини пойти на компромисс, но тот отвечал презрением и угрозами. Тогда решено было обратиться к королеве-матери, предложив ей передать власть сыну и удалить своего фаворита. Дважды Мария Медичи разговаривала с Кончини, и два раза он категорически заявлял:
– Я отомщу всем своим врагам и буду удерживать короля во дворце!
Друзья Людовика были в панике, а Люинь даже предлагал ему бежать. Но в итоге решено было арестовать Кончини в Лувре и доставить его в Бастилию. Через двух гардеробщиков и садовника Тюильри, пользующегося благоволением короля за его умение ловить маленьких птичек, этот приказ был передан капитану королевских гвардейцев. Как позже признавался сам барон Витри, он был немало изумлён, но, соблазнившись обещанием должности маршала Франции, поклялся сохранить всё в тайне.
Тем временем Мария Медичи, что-то заподозрив, запретила братьям Люинь появляться в Лувре под предлогом того, что они состряпали заговор с целью изгнания короля из Парижа. Это распоряжение матери довело гнев Людовика до точки кипения.
Собрав верных людей, Витри явился к королю за подтверждением приказа насчёт ареста Кончини.
– Сир, если он будет защищаться, что я должен сделать? – прямо спросил капитан.
Конечно, на словах Людовик не раз грозил убить кого-нибудь собственными руками. Два года тому назад по окончании заседания Совета между его матерью и Конде вспыхнула жаркая ссора. Юный король хотел вмешаться, но Мария удержала его. Однако сразу после ухода принца Людовик закричал:
– Мадам, напрасно Вы запретили мне говорить! Если бы при мне была шпага, я проткнул бы его насквозь!
Но теперь, когда дошло до дела, король молчал. Убийство – страшный грех, а он боялся погубить свою душу. Дежеан, кузен Люиня, ответил за него:
– Король полагает нужным его убить.
Подождав немного и решив, что молчание – знак согласия, Витри заключил:
– Сир, я исполню Вашу волю.
Всё должно было произойти 23 апреля. Но в тот день арестовать Кончини не удалось и было решено перенести арест на 24 апреля.
Марию Медичи продолжали одолевать мрачные предчувствия: в ночь с 19 на 20 апреля ей снилось, что после суда её приговаривают
– Однажды короля вынут из-под Вашего крыла… и настроят против Вас… а Вы останетесь с пустыми руками.
24 апреля 1617 года Людовик ХII проснулся в пять часов утра. Всё было готово, чтобы ехать на охоту. Но король решил сначала сыграть в бильярд. В бильярдной, где уже собрались заговорщики, усиливается напряжение: ждут Кончини, но он всё не появляется. Уже половина одиннадцатого. Людовик спокойно продолжает играть. Становится известно, что маршал д’Анкр уже направляется в Лувр. Витри спешит ему навстречу в сопровождении двадцати лучников и сталкивается с ним у подъёмного моста. Капитан приказывает закрыть внешние ворота, отделив Кончини от его эскорта.
Наступил решительный момент. Фаворит королевы-матери в чёрном – траур по дочери.
– Именем короля, Вы арестованы, – объявляет Витри, схватив Кончини за руку.
Удивлённый итальянец делает шаг назад и пытается вытащить шпагу. Он что-то говорит на своём родном языке. По словам флорентийского посла Бартолини:
– Я?
Маршал даже не может представить, что кто-то осмелится его арестовать. Витри же утверждал, что он крикнул:
– Ко мне!
Следовательно, это был призыв о помощи людям из его свиты. В ХVII веке, как и в наши дни, такой возглас расценивается как проявление сопротивления представителю государственной власти при исполнении им своего долга. Витри призывает своих спутников вмешаться. Три выстрела из пистолетов (самого капитана, его брата Дюалье и зятя де Перрона) поразили Кончини в лоб, горло и глаз. Он упал замертво у ног Витри. Для пущей уверенности его искололи кинжалом, забрали драгоценности, бумаги, одежду, а обнажённое, залитое кровью тело перенесли в ближайшую сторожку привратника и бросили на кучу соломы.
Король слышал пистолетные выстрелы. Очень спокойно он приказал подать ружьё, и, держа шпагу в другой руке, вышел из бильярдной в сопровождении Люиня. Полковник корсиканских гвардейцев д’Орнано мчится ему навстречу:
– Сир, всё сделано!
Люинь открывает одно из окон, выходящих во двор Лувра, заполненный людьми. Д’Орнано поднимает Людовика ХIII на руки, и показывает собравшимся, что король жив. Вслед за тем раздались крики:
– Да здравствует король! Долой тирана!
В ответ пятнадцатилетний Людовик приподнял шляпу и, повернувшись к заговорщикам, воскликнул:
– Спасибо! Большое вам спасибо! С этого часа я – король.
Затем Люинь приказал закрыть ворота Лувра и выставить охрану. Витри же вошёл во дворец и публично принял королевскую благодарность, предварительно извинившись за совершённое убийство:
– Господин д’Анкр оказал такое сопротивление, что его арест стал невозможен.
Тем временем большая галерея Лувра заполнилась придворными, ошеломлёнными происходящими событиями. Мария Медичи тоже слышала выстрелы. Её горничная бросилась к окну и спросила у проходившего мимо Витри, что произошло.
– Маршал убит за сопротивление офицеру короля, – хладнокровно ответил тот.
Тогда королева-мать воскликнула:
– Я правила семь лет, теперь мне осталось ждать только небесного венца!
Немного придя в себя, она отправила епископа Люсонского разведать обстановку.
Возбуждённый Людовик, по словам Ришельё, стоял прямо на бильярдном столе, принимая поздравления всего двора.
– А, Люсон! – воскликнул при виде его король. – Наконец-то я избавился от вашей тирании! Убирайтесь прочь!