Королева Реформации
Шрифт:
„И для меня тоже?“ — спросил тревожно Лютер.
Избиратель несколько раз перебрал все бумаги. „Мне очень жаль, доктор Лютер, но вас не включили в общий список“.
„Это значит, что меня задержат!“ — воскликнул он, бледнея.
„Может быть, и так. Вам лучше остаться в крепости. Вы нужны Германии и всему миру — живым! Все остальное я беру на себя“.
Фесте Кобург, так формально называется эта крепость, расположена на вершине холма и занимает много миль. Здесь вместе со своим племянником и секретарем Вейтом Дитрихом, вместе с тридцатью людьми избирателя Лютер провел почти шесть
Беспокоясь о безопасности своего мужа, Кати с жадностью ждала известий и почты. Как и Мартин, она знала, что протестантизм вступил в стадию кризиса. В ожидании новостей о решениях Карла V и поведении турок, она узнала, что отец ее мужа, Ханс, скончался 29 мая. Надеясь утешить Мартина, она послала ему шкатулку с портретом Магдалены.
Лютер ответил:
Дорогая Кати!
Я думаю, что получил все твои письма. Вот и четвертое… Я получил портрет Лены и шкатулку, которые ты прислала… Сначала я не узнал маленькую шалунью, мне показалось, что она потемнела. Я думаю, что тебе стоит начать отнимать ее от груди, делай это постепенно…
Наши друзья в Нюрнберге и Аугсбурге начинают задумываться, произойдет ли что-нибудь на соборе, потому что император по-прежнему задерживается в Инсбруке… Я должен спешить, потому что посланец не будет ждать. Передай привет, поцелуй, обними и будь добра с каждым по его заслугам.
Мартин Лютер
Пока Кати занималась детьми, домашними обязанностями, отголоски того, что происходило в Аугсбурге, доходили до нее. „Я никогда раньше не видел такой роскоши! — воскликнул бывший виттенбергский студент. — Пурпурные, белые, красные одежды, украшенные золотом, виднелись повсюду. Я никогда не думал, что существуют такие цвета. Глазам было больно. Все избиратели были там так же, как и наш Иоанн Стойкий. На Иоанна был возложен императорский меч. Фрау Лютер, если б вы только видели, как он сверкнул на солнце.
Когда кардинал Кампеджио произнес благословение, вся знать, за исключением Иоанна, обнажила головы и опустилась на колени. Стоя с покрытой головой, избиратель Иоанн был непоколебим, как башня. Я гордился им!
В соборе император с герцогами и другими представителями власти преклонил колени у высокого алтаря. Пока они стояли на коленях, мой взор обратился к нашему избирателю, Филиппу Гесскому, архиепископу Альберту Майнцскому — тому, кто послал вам двадцать гульденов. И снова я преисполнился гордостью. Ни один из них не преклонил колен“.
Кати вытаращила глаза. „Но ведь они рисковали жизнью?“
„Конечно. Достаточно было слова, слетевшего с губ императора, чтобы им был подписан смертный приговор“.
Кати вздохнула. „Только подумать, мой муж пропустил все это! Все это стало бы величайшим впечатлением его жизни“.
„Да, он был бы поражен. Затем на следующий день, — продолжал бывший студент, — Его Величество собрал лютеранских владык и сообщил им, что они не должны позволять своим священникам проповедовать в Аугсбурге.“
„Мы не можем согласиться с этим“, — сказал один из избирателей.
„Тогда запретите им проповедовать по спорным вопросам!“ — заметил император, повышая голос. Затем он сказал, что надеется увидеть каждого из них в процессе на следующий день.
В этот самый момент
„И что он сказал?“ — Кати слегка приоткрыла рот.
„Ясным голосом мужественный старик сказал: „Прежде чем я позволю кому-нибудь отнять у меня Слово Божие и призвать меня отречься от Бога, я преклоню колени и попрошу его отрубить мне голову!“
Кати высморкалась. Вытирая глаза, она воскликнула: „О, как бы мне хотелось, чтобы доктор Лютер был там! Возможность услышать это стоила бы для него больше, чем его докторский берет“.
Неожиданно их разговор был прерван громким плачем Магдалены. „Она хочет есть, — сказала Кати, направляясь к двери. — Бедняжка, ей не нравится, что я отнимаю ее от груди“. Обернувшись через плечо, она добавила: „Мы поговорим в другое время, и потом мне нужно помолиться за доктора Лютера“.
Каждое утро и каждый вечер Кати преклоняла колени у постели, молясь за мужа. „Господь, не дай ему впасть в отчаяние, — умоляла она, — а если он уже отчаивается, вложи новые песни в его сердце“. Она занялась организацией жильцов и слуг. „Мы сделаем Черный монастырь образцовым зданием“, — сказала она.
Протянув мотыгу бывшему монаху, у которого не было церкви и который славился количеством колбас, которые он поглощал, она сказала: „Почистите свинарник“.
„Но мне нужно молиться“.
„Вы можете молиться во время работы, — ответила она, сурово взглянув на него. — Для того, чтобы делать колбасы, нам нужно выращивать свинину“.
Затем она подошла к еще одному жильцу, который не заплатил ни гульдена за последние пять месяцев. „Возьмите лопату и почистите коровник“.
„Я не знаю как“.
„Пойдемте, я покажу вам. Когда вы закончите уборку, я научу вас доить корову“.
„Но, фрау Лютер, я… я…“
„Меня это не волнует. Занимайтесь делом. Немного труда, и вам покажется, что молоко и сыр стали вкуснее“.
Остальным было поручено очистить водоем, где плавала рыба, чтобы ее стало больше на столе. Тем, кто жаловался, Кати давала короткую отповедь: „Мы радуемся тому, что брат Павел научил нас, что „праведный верою жив будет“. Но мы должны помнить и то, что он написал фессалоникийцам: „Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь“. [25]
В середине лета сердце Кати стала томить невыносимая тревога за Лютера. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ей, что он в чем-то нуждается. Пригласив тетю Лену к себе в комнату, она сказала: „Меня терзает тревога за мужа. Мне хочется попросить вас присоединиться к моим молитвам“. Она открыла Новый Завет на Евангелии от Матфея 18:19. „Послушайте это, — начала она, — Иисус сказал: „Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного“.
25
Фес. 3:10.