Королева Жанна. Книги 4-5

Олов Нид

— Дуэль? Из-за чего? — закричали все.

— Причина известная: я — голубенький… Ни для кого не секрет, откуда я взялся, да я и не делал из этого секрета…

— Я буду вашим секундантом!

— Спасибо, Великий Хранитель тоги. У меня есть. Грипсолейль из моего же взвода. Истый пантагрюэлист, мы как-то сразу полюбили друг друга…

— Пожалуй, никто больше к нам не придет, — сказал граф. — Алеандро сейчас в Марве — он написал мне на Рождество… Куда запропастился наш Великий Кулинар?

— Я боюсь, у него неприятности, —

мрачно сказал Сивлас. — Наш коннетабль трясет сейчас белый батальон, ищет понтомскую заразу… Очень многие из уроженцев острова Ре уже получили отставку, а двое — даже Таускарору…

— М-да. Ну а наши студенты?

— Я был на днях у нашего посланника, — сообщил маркиз Магальхао, — он говорил, что инквизиция сделала аресты в Университете. Вскрылась якобы какая-то ересь…

— Я тоже слышал об этом, — подтвердил Делагарди.

Сивлас убито уронил голову в руки.

— Темный год, страшный год… На нас надвигается мрак… Была ли у нас победа в руках? — сомневаюсь… Лига умерла или нет? Кто у нас кардинал Мури — Чемий или Флариус? Я так и вижу, что Чемий вернулся… Мне приходится просто убеждать себя: нет, еще нет… Ах, что говорить! — Он поднял голову. — Простите меня, друзья. Кулинара нет, но обедать мы все равно должны.

— Мои слуги привезли лафенского барана, — сказал граф, — но он, к сожалению, сырой. А вы ведь не держите повара, Сивлас?

— Я сейчас распоряжусь, все будет устроено. — Сивлас встал. — Напротив моего дома, слава Богу, находится «Отенское солнце» — мы отдадим зажарить лафенского барана в его лучах…

Он вышел. Граф глотнул вяжущего вина и тихо сказал:

— Наш друг Сивлас, увы, прав. Темное время — иначе его не назовешь. Даже в нашем захолустье все говорят: Лига жива. Но ее не видно, остается предположить, что она роет кротовые ходы. Где-то они выведут ее на поверхность и когда… Не слишком ли будет поздно… Чемий тоже опасен, как грозовая туча, и от него тоже надо ждать много зла… То, что с ним не удалось покончить в прошлом году, — очень плохо…

Магальхао и Делагарди молчали, насупившись над своими стаканами. Возразить было нечего.

Вернулся Сивлас. Его слуга тащил за ним поднос с бутылками и серебряными бокалами.

— Баран будет готов через час, в столовой уже накрывают, — возвестил он тоном радушного хозяина. — А теперь, братья мои во Квинтэссенции, давайте выпьем вот этого славного французского вина, любимого мэтром Назье! Ивен, наливай! Восемь бокалов, восемь, чему я тебя учил?.. Ну, теперь пошел вон. Господин председатель, скажите нам свое слово.

Граф ди Лафен встал с кубком в руке.

— Друзья мои! Не будем крючкотворами и рабами формы и выпьем наш первый кубок здесь, а не за накрытым столом. Несмотря ни на что, vita magna est [37] ! Последнее событие, которое потрясло всех, вам известно. Был объявлен интердикт, и снял его герцог Марвы. Но мне не хочется

пить за него. Кто-нибудь не согласен?

— Нет! Нет! Все согласны!

— Поэтому, — сказал граф, — я предлагаю: поднимем наш первый кубок в честь победительницы при Дилионе, в честь нашей королевы! Мы защищали ее всегда, и мы будем защищать ее всегда от мрака и тьмы — как рыцари, как дворяне, как пантагрюэлисты. Кубок Ее Величества, друзья!

37

Жизнь превосходна (лат.).

— Мастер, вот этот просится к вам.

— Давно просится?

— Третий день сидит, носом в угол, как я велел. Прикармливаю его, а спит он, наверно, на улице.

— Оно и видно. Кто такой?

— Кузнец, говорит, из Кельха. Семью голубые вырезали, дом спалили, сам едва ушел. А потом, говорит, за бродяжничество ему всыпали кнутов…

— Хорошо, любезный, отойдите.

Мастер поправил свой глухой капюшон с глазными прорезями и приблизился к неподвижно сидящему в углу, спиной ко всем, оборванцу.

— Ты ждешь меня, — тихо сказал он.

Оборванец подскочил и обернулся. Не увидев лица, испуганно раскрыл рот. Он был на полголовы выше мастера.

— Скажи, что ты думаешь о людях?

Оборванец был явно огорошен таким вопросом. Наконец неуверенно произнес:

— А что мне думать-то о них? — Почесал в затылке. — Ничего не думаю, ваша милость…

— Плохо, — сказал мастер. — Вряд ли ты мне подойдешь.

— Да что же мне думать-то про них! — отчаянно выкрикнул кузнец. — Все, что прикажете, и буду думать!.. Хотя чего там о них думать… Я ведь знаю, на что иду… Кузнец, говорят, не нужен, так хоть это…

— Потише, — прервал его мастер, — не ори на весь трактир. Верно, не нужен кузнец. Человек нужен мне. А тебе, как видно, все равно: хоть это…

— О ваша милость, я справлюсь… — зашептал кузнец, умоляюще сжимая руки. — Жалости во мне нет, уж никакой не осталось…

— А ты хорошо подумал? Вступая сюда, ты почти что уходишь от мира, как монах…

— Я и так ушел от мира! Вытолкнули меня!.. Возьмите меня, сударь!

Казалось, даже глухая маска мастера излучает сомнение. Он помолчал, потом спросил еще:

— Ты сам сюда пришел или тебя послали?

— Не то чтобы сам… Такой маленький человек сказал мне давеча: поди, мол, туда-то и туда-то… сюда то есть… и там спроси мастера. Передай, мол, что шевалье Азнак…

Мастер остановил его:

— Хватит. Это меняет дело. Но не радуйся пока. Тебя надлежит еще испытать…

— Я на все готов, господин…

— Охотно верю, что на все. Ночевать будешь тут, я скажу хозяину. Завтра за тобой придут, жди. Кстати, дай-ка руку. Жми. Со всей силой жми, как можешь!.. Еще!.. Рука у тебя неплохая.