Королева Жанна. Книги 4-5
Шрифт:
— Ну уж нет, я не закричу!
Плохо сознавая, что она делает, Жанна встала, шагнула по медвежьему ковру и вынула из канделябра одну свечу.
Пытка медленным огнем, горящими свечами. Вот свеча. Жанна коснулась огонька пальцем и тут же отдернула руку. Нет. Не так. Свечи держать под грудями ведьмы, поколе не воспоследует признание… Жанна спустила с плеча рубашку, трясущейся рукой обнажила грудь. Огонек свечи ходил и колебался. Рука не сгибалась, как не своя, и спина не хотела гнуться над огоньком.
— Да ну же!..
Закусив губу, она наклонилась над огоньком, заставила руку со свечой согнуться… свеча была слишком далеко от груди, но дальше не двигалась ни рука, ни спина. Она дрожала вся. И вдруг колеблющийся язычок пламени выстрелил ей в грудь струйкой раскаленного
Нет, это совершенно невозможно…
Она бросилась в постель, свернулась клубком, закрыла лицо руками и лежала неподвижно, ожидая. Во вторую, самую страшную осень, когда был убит Вильбуа… или нет, это было позже, к весне… да, к весне, было уже светло… у Лианкара из кучи бумаг выпал один лист… он хотел было спрятать его, не давал ей, но она взяла. Это был список с манифеста Лиги. Тогда она впервые прочла: «Спознается она с выворотом рук, с огнями, клещами, колесами и со всеми пытками…» Это ей угрожали, ей пророчили все это. Но это не произвело на нее тогда ни малейшего впечатления — Викремасинг был здесь, и армия была готова. «Надо вызвать Викремасинга. Они не посмеют. Я — королева, они не посмеют. Надо вызвать Кайзерини. Нет, Викремасинга, почему Кайзерини? Не посмеют они. Не будет ничего этого, откуда вдруг такие мысли? Ну уж нет, господа, нет, я не сойду с ума, нет, господа, я не закричу, нет, господа, я не стану вас умолять, нет, господа… Пусть даст сонного питья, я больше не могу… Да нет же, нет, Господи, нет, я в постели, в рубашке, ничего этого нет… О, какой бесконечный красный мрак! Да нет же, нет вас, уйдите, уйдите, пустите меня… Надо вызвать Викремасинга, пусть даст сонного питья… Эльвира! Эльвира!.. Она не слышит, она далеко отсюда, и хорошо, что далеко… Боже, только бы ее не…»
— Эльвира, Эльвира!..
О Господи, наконец-то.
— Попроси сюда Кайзерини. Мне что-то не спится.
Наутро она прежде всего велела Гроненальдо: вызвать Викремасинга, как можно скорее! Затем она позавтракала — не без аппетита, даже странно, — затем отправилась в зал Флоры, позировать Арсхотеру.
— О, — сказал художник, делая положенный придворный поклон. Она молча села в нужной позе. Он принялся быстро переделывать что-то на холсте, бросая на нее короткие, цепкие взгляды, временами зажимая в зубах кисть.
— Сегодня Ваше Величество являете собою идеальную модель. Больше я не потревожу Ваше Величество сеансами.
— Скажите, маэстро, — спросила в ответ Жанна, — вы когда-нибудь видели Фрама?
— Да, Ваше Величество. Я не писал его, но у него замечательное лицо… Простите, Ваше Величество. Как жаль, что он изменник и бунтовщик!
— Глаз у вас острый, как у ясновидца, — холодно сказала Жанна, — впрочем, я не буду с вами спорить. Возможно, вы видите в его лице что-то, чего не вижу я.
— Ваше Величество, не извольте гневаться на меня. Я рассуждаю только как художник и не имел в виду ничего… — Не подыскав слова, он оборвал фразу и углубился в работу.
— А Чемия вы когда-нибудь видели? — помолчав, спросила Жанна.
— Да, Ваше Величество. Сильное лицо, но неинтересное. Его писал господин Лел. Я бы не взялся его писать, и слава Богу, что он мне этого не предлагал.
— Почему же неинтересное?
— Он весь как лезвие ножа — узкий и плоский, — не задумываясь, ответил Арсхотер. — Им владеет одна-единственная страсть, без малейшего оттенка. А мне интересны лица, отражающие множество страстей, притом противоречивых…
— А Фрам… — задумчиво протянула Жанна, — разве им владеет не одна-единственная страсть — уничтожить… меня?
Художник не нашелся что на это сказать, но Жанна и не ждала ответа. Она сидела, опустив плечи, глядя расширенными глазами в пустоту, являя собою идеальную модель: жертва бесов. Ей хотелось спросить его, не знает ли он, кто делал гравюры к «Виргинскому торментарию» — красной гадине, — но не хватало духу выговорить эти слова.
Глава LVI
DER TEUFEL SELBST [53]
53
Черт
Der Teufel Selbst— «Черт как он есть», Черт собственной персоной (нем.), название вводной главы демонологического трактата, опубликованного под редакцией Мартина Лютера.
Motto:
С полдневных стран надвигается мгла. Свет только там, где вспышки режут мрак.Герцог Фрам вообще перестал улыбаться. Он мрачнел на глазах, день ото дня. Многих это пугало (он определенно знает что-то страшное!), немногих — интриговало (неужели амурные дела? Ищите женщину!); но были и такие, которые этого попросту не замечали. Этих последних, собственно, было совсем немного — один Кейлембар. Ему было некогда: у него была армия, которая поглощала его целиком. С утра до ночи он объезжал батальоны, размещенные по деревням и местечкам вокруг Граана, его родового замка, делая им бесконечные смотры и проверки.
Армия была уже не та, что в прошлом году. Из прежней армии относительно целой сохранилась лейб-гвардия — преторианский батальон Лиги, который берегли в Дилионской битве и увели затем во Францию. В батальоне было семьсот дворян, убежденных лигеров, преданных лично Фраму и Кейлембару. Они никогда не унижали себя до грабежа и до общества господ из вольных отрядов. Еще было два батальона французов, гугенотов; ими командовали Баркелон и шевалье Морис Лелуар. Эти тоже были идейные борцы: для них всякий король был Ахав, а всякая королева — Иезавель, они на всех королей и королев распространяли качества Карла IX и Екатерины Медичи. Остальные — тысяч до шести — были свои, приведенные баронетом Гразьена и вассалами Правона и Олсана, Гриэльса, Фарсала и Кейлембара. Недавно, впрочем, прибавился еще один батальон, говоривший на чужом языке — по-фригийски.
Привел его барон Вехльном. Он предъявил Лиге собственноручное письмо герцога Сал-ана. Предложения фригийской стороны были соблазнительно бескорыстны. Они даже настаивали, чтобы батальоном командовал кто-нибудь из лигеров. Кейлембар на это грубо сказал: «Вы думаете, я стану ломаться, как девка? Капитан Гатам у меня не занят — вот он и будет вашим командиром. Слушаться его, как меня, басамазенята».
Всего набиралось до пятнадцати тысяч — втрое меньше, чем в прошлый раз. Но теперь они были значительно сильнее — потому что им, в сущности, никто не противостоял. Батальоны Уэрты, королевского комиссара Кайфолии и верного подданного королевы, были все равно что часть их собственных сил, а в армии коннетабля имелся лишь один по-настоящему боеспособный батальон — полковника Горна, личного врага Респиги-младшего; этот батальон прибыл морем из Генуи. Самой страшной силы, которую мог бы противопоставить им Толет — армии Викремасинга, — против них не было: она находилась в Богемии и Венгрии, наполовину обескровленная, связанная явно безнадежной войной.
Принцепс был мрачен, но это не значило — бездеятелен. Это был прежний вождь, уже почти государь, политик трезвый и безжалостный. Он яснее всех видел, что дело идет к развязке. Он больше всех положил на это сил. Он делал политику, спрашивая совета у одного себя, и никто не сомневался в его праве поступать так. Теперь он боролся против зла и насилия, ибо они были не нужны, можно было обойтись без них «Виргиния принадлежит нам, господа, — заявил он на одном из заседаний совета Лиги еще в апреле, — не проливайте без нужды крови собственной матери». Это он придумал разместить армию на землях лигеров — в Гразьене и Кейлембаре, — чтобы не было соблазна грабить и убивать Несколько вольных отрядов, оживших было с весной в окрестностях Уарстера и не пожелавших войти в армию и подчиниться дисциплине, были объявлены вне закона. Он был рыцарь он не желал иметь дела с разбойниками.