Королевский сорняк
Шрифт:
И через минуту они оказались в его домике.
Войдя в комнату, он поставил Тоню на пол посредине и отошел. Тоня обхватила себя руками, стараясь немного прикрыть наготу. В домике было тепло, и мурашки постепенно сошли с ее кожи. Она поймала взгляд Геры: тот уставился на нее в полном замешательстве, словно спрашивая себя, как она тут оказалась и зачем???
Две багровые полосы от плети до сих пор пересекали его лицо. Тоня смотрела на него с не меньшим недоумением. Зачем он ее сюда притащил? Может, хочет ей отомстить за плетку?
Судя по выражению его лица… Впечатление
Гера вдруг очнулся, подобрал со стула несвежую рубашку и обвернул ею Тоню. Рубашка была большой, пахла мужским потом. Гера старательно запахнул на Тоне полы, словно собирался запеленать. И снова прижал Тоню к себе. Она почувствовала, как дрожит его тело… Он прижимал ее все крепче, крупно дрожа, и дыхание его становилось все шумнее. Его борода щекотала ее лоб.
«Это он по заданию Писателя? – мелькнуло у Тони в голове. – Нет, не может такого быть! Писатель ушел спать, а Гера воспользовался… Видимо, он где-то прятался, когда я выходила из комнаты в первый раз… А сейчас оказался как раз у нашей двери… И тут ему в руки падаю я! Нет, не просто я, – Гере в руки падает голая женщина! И, если вспомнить рассказ Писателя о том, что Гера, с тех пор как от него сбежала жена, живет один… Голая женщина в руках у мужчины с многолетним воздержанием. Вот и все!»
Нет, не все! – Тоня вдруг вспомнила его взгляд в подвале. То неожиданное уважение, которое она в нем прочитала… И еще она вспомнила, как он нес полупридушенного Питти. Как больного ребенка. Как ее саму только что.
– Герасим, – сказала Тоня тихо. – Гера, прошу вас, не надо…
Замерев на секунду, – жестко замерев всеми мышцами, напряжение которых Тоня ощутила, – Гера разжал руки. Шумно выдохнув, отошел от нее. Постоял неловко и сел на стул. Некоторое время царило молчание.
– Дайте мне позвонить, Гера… – нарушила тишину Тоня. – Пожалуйста… Мой мобильный у вас ведь, да?
Гера не ответил.
Тоня, не видя другого стула в комнате, села на пол, натянув на колени рубашку. Тишина длилась. Гера, не шевелясь, сидел на стуле, расставив колени и уперев в них руки, глядя куда-то в сторону.
– Герасим, – снова решилась Тоня. – Дайте мне позвонить!
Пустой, неосмысленный взгляд в ответ.
– Пожалуйста… Герасим… Вы слышали, что Писатель пообещал мне на завтра… Вы можете пожалеть меня, ну хоть немножко?..
Герасим молча поднялся, сходил куда-то и принес Тоне мобильный.
И тут Тоня осознала, что не помнит телефонов Александры! А уж тем более детектива Алексея Кисанова. Ее записная книжка была в сумочке, а сумочка осталась в доме..
Тоня уже почти успела отчаяться, как вдруг сообразила, что Александра звонила ей накануне, и номер ее телефона должен быть зарегистрирован во «входящих звонках». Тоня посмотрела: так и есть, вот он, номер ее сотового, ура!
Набрала. Номер не отвечал.
Неудивительно: глубокая ночь, а все нормальные люди отключают свои мобильники на ночь. Услышав автоответчик,
Она на даче у Писателя… Фамилии Тоня не знает. Адреса тоже не знает…
Взгляд на Геру с просьбой о подсказке – тот не шелохнулся.
– На даче есть, кроме Николая Сергеевича, садовник Герасим и питбуль Муму, – упавшим голосом добавила она в телефон. – Вернее, Питти…
Тоня отключилась. Она сказала в телефон все, что могла. Гера угрюмо молчал, понимая, что совершил оплошность, принеся Тоню к себе и дав ей позвонить.
– Что он собирается сделать со мной завтра? – спросила Тоня.
Гера не ответил. Наверное, преданный служитель Писателя, которому был обязан выходом из суицидных настроений, он не сказал бы Тоне, даже если бы знал.
Но он не знал. Николай Сергеевич сообщил ему только о том, что планы на завтра меняются. Но какие планы? В какую сторону меняются?
– А у него… У Николая Сергеевича, были раньше такие… Подобные идеи?
– Нет, – наконец, разомкнул губы Гера. – У него случались приступы гнева, – но…
Тоня подождала. Гера вымучил из себя:
– …Но так далеко это никогда не заходило.
– И что же мне делать, Гера? Как спастись?
Молчание.
– Вы заступитесь за меня? Вы мне поможете? Вы же не такой, как он… – Тоня искала слова, искала ключ к наглухо задраенной душе этого крестьянина, никого не любившего, кроме своей собаки, и никого не почитавшего, кроме своего хозяина. – Вы любите вашего питбуля… Потому что он живое существо. Которое не сделало вам ничего плохого… Я тоже живая, Герасим! И я тоже не сделала вам ничего плохого! Помогите мне! Отдайте нашу одежду, выпустите нас отсюда! Умоляю вас!!!
У Геры сверкнули глаза странным выражением. Тоне показалось, что ей удалось его убедить… Он собрал в кулак свою бороду, подергал ее и…
И отвернулся, уставившись в темное окно.
– Герасим… – позвала его Тоня, теряя последнюю надежду.
Садовник не повернул головы. В комнату вдруг откуда-то притопал сонный Питти и уселся у ног Геры, почесывая лапой за ухом и громко зевая, высовывая розовый язычок.
Гера перевел взгляд на собаку, затем подобрал ее с пола, устроив ее в своих руках, как младенца, и склонил к нему голову. Пес преданно лизнул Геру в нос.
– Герасим, помогите нам… – сделала последнюю попытку Тоня.
Гера не поднял головы от питбуля, щекоча ему заскорузлыми пальцами брюшко.
Молчание длилось еще несколько минут, и с каждой минутой становилось все яснее и все окончательней: Гера им не союзник.
Кирилл ждал Тоню, беспокойно прислушиваясь. Она должна была попытаться пробраться в кабинет и позвонить… Судя по всему, Гера уже давно ушел к себе в домик, забрав их вещи, а спустя некоторое время и Писатель отправился спать. Тоня, которая успела раньше Кирилла осмотреться на даче, сказала, что спальня на втором этаже, – стало быть, внизу никого нет! И они решили, что Тоня попытается подобраться к телефону в кабинете, – по той простой причине, что она умела ходить бесшумно.