Королевство Тени и Света

Монинг Карен Мари

Прежняя я сказала бы «К чёрту правила, они созданы для того, чтобы их нарушать!». Зрелая я говорит:

— Правила надо испытывать и изменять по мере эволюции существ.

— Не для Охотников. Правила. Нерушимы. Неоспоримы. Всегда есть цена.

— Объясни нормально, Шаз. Какая цена?

— Небольшая, — слабо говорит он. — Потому что я теперь маленькое создание, которое никогда не будет вновь Охотником! Я больше не могу обращаться. Они отняли это у меня, — он вырывается из моих объятий и разваливается на полу рядом со мной, животом кверху, накрывает глаза обеими лапами, и космато-лохматое тело содрогается от рыданий. —

Обними меня! Держи меня! Мне везде больно!

Боже, я люблю его. Он говорит вслух вещи, которые я, как мне думалось, никогда не произнесу вслух. Сколько раз в детстве я лежала в клетке и думала: «Обними меня, держи меня, мне везде больно». Мама. Пожалуйста. Выпусти меня. Пока я не научилась это отключать. Шазам не может это отключить. Он такой, какой есть, требующий внимания, любящий, хрупкий, сильный и идеальный в моих глазах. Я привлекаю его в объятия, думая: «Я могу с этим справиться». Опять-таки, это не то, что я бы предпочла, но я люблю Шаззи в любой форме и облике, и я буду счастлива до тех пор, пока смогу иметь его рядом всегда.

— Не проблема. Мы позаботимся друг о друге. Всё будет как в старые времена. Мы снова будем Дэни и Шазом. У нас была великолепная жизнь. Помнишь? Шаз, могучий пушистый зверёк жил… — я начинаю петь, но поспешно умолкаю, потому что в данный момент это давление на больную мозоль, раз он больше не будет жить в воздухе, и теперь мне придётся переписать нашу Шаз-песню, что реально меня бесит, ибо она очень заедающая. Почему они не могут просто оставить нас в покое?

— Не будет, — стонет Шазам.

— Не будет что?

— Не будет у нас жизни.

— Почему нет?

— Они вернут тебя на Землю, когда всё закончится.

Моя кровь леденеет.

— Когда закончится что? — спрашиваю я очень тихо.

Он умолкает на несколько долгих секунд, затем говорит:

— Когда я умру, рыжик. Цена — моя жизнь, и ты будешь смотреть, как они меня убивают. Наказание для нас обоих. Я знал, когда сделал это. Сказал им, что всё равно сделал бы это вновь. Я вижу тебя, Йи-йи. Я не хочу умирать и больше никогда тебя не видеть. Я не могу этого вынести!

Я крепко обнимаю его, сама рыча как Адский Кот. Как смеют эти Охотники? Кто они такие, чтобы отнимать жизнь просто потому, что было нарушено несколько правил? Не слишком ли остро реагируют? Разве они не знают значение слова «пропорциональный»: то есть, наказание должно быть соизмеримо преступлению, и ни каплей больше?

Убивать кого-то за нарушение правил, которое никому не навредило — это непропорционально. Я могла бы смириться с тем, что они вернули нас в наше изначальное состояние: это больше похоже на принцип «око за око», но чтобы отнимать жизнь за око? Охотники — чрезвычайно эволюционировавший вид, носители сложных закономерностей вселенной, они видят, как всё взаимосвязано и сплетают эпические красные нити, которые связывают судьбы меж собой.

Шаззи любит меня. И если мне хоть что-то известно о любви, так это то, что она заставляет тебя нарушать правила. И если мне хоть что-то известно о правилах, так это то, что их надо пересматривать и ставить под сомнение, иначе они превратятся в машинальные, устаревшие предписания и законы, которые применимы к обществу, существовавшему когда-то,

но уже не существующему сейчас, потому что оно эволюционировало.

Следовательно, правила тоже должны эволюционировать. Вселенная и всё в ней находится в постоянном изменении. Когда кто-либо в последний раз ставил под сомнение правила Охотников?

Как-то раз я пырнула Й'рилл, и это обездвижило её на время. Я пырну их всех, если потребуется, чтобы…

Проклятье, у меня нет моего меча. Или одежды. Или еды.

Риодан найдёт нас. Он войдёт с Мак и Девяткой. Мы надерём их задницы десятью разными способами, это будет эпично и круто, и мы уйдём отсюда.

Если только мы не на планете, которая, типа, находится на расстоянии нескольких галактик и ста тысяч миллиардов световых лет от Земли. Если мы не похоронены в сердце тёмной звезды, окружённой бесчисленными чёрными дырами, охраняемой армией К'Враков, что вполне возможно, учитывая природу Охотников. Это может стать малюсенькой проблемой.

Не волнуйтесь. Я вытащу нас отсюда.

Мои губы изгибаются, но эта не та улыбка, на которую ответил бы адекватный человек.

Это улыбка женщины, которая пережила адское детство, терпела промывание мозгов от монстра-грандмистрисс, безнаказанно перечила и раздражала Риодана на протяжении многих лет, едва не замёрзла насмерть, победила Ледяного Короля, стала ещё сильнее после пяти долгих лет в самых опасных мирах Зеркал, убила двух принцев Невидимых, спасла Мак от целых четырёх принцев, перенесла потерю Танцора, уничтожила Балора и стала могучим Охотником, который бороздит звёздные океаны.

Я чёртова сила самой Природы, бл*дь.

Позволить Охотникам убить Шазама?

Не. Бывать. Этому. Никогда.

Глава 28

В саду Эдема^[36]

Мак

— Восстанови мой двор, и я скажу тебе, как спасти твоего отца, — властно повелевает Зима. — Я отравила его. Ты должна последовать за мной, если хочешь получить ответы, — когда она просеивается, её ядовитая улыбка задерживается после исчезновения остального тела, и смех с издёвкой отражается от заиндевевших стен.

— Ты можешь последовать за ней? — мрачно спрашивает Бэрронс.

Я не могу оторвать глаз от своего отца. Обе руки висят под неестественными углами, кожа покрылась коркой кровавого льда. Все его пальцы выгнуты, некоторые вывернуты в противоположную сторону. Эта сука сломала ему руки и уничтожила ладони. Несомненно, это было медленно и болезненно. Бросившись к нему, я падаю на пол и прижимаю пальцы к его запястью, которое ничего не даёт, затем к сонной артерии. Проходит пять секунд прежде, чем я ощущаю удар сердца, и ещё семь секунд до следующего. Его пульс слабый и медленный, но он есть. Если она отравила его (а у меня нет оснований полагать, что она соврала), я не посмею потерять её. Если Зима убеждена, что я могу последовать за ней туда, куда она просеялась, значит, я обладаю этой возможностью, и будем надеяться, что во мне осталось достаточно силы, чтобы перенести нас с Бэрронсом туда. Я нежно приподнимаю голову своего отца, чтобы заглянуть в его лицо. Он сильно избит — оба глаза с фингалами, множество порезов.