Королевы бандитов
Шрифт:
– Нет, потому что ты меня достала.
– О. Прости. – В желтоватом сиянии фонаря синяки вокруг заплывших глаз Фарах казались фиолетово-черными. Она была похожа на маленькую панду.
Наконец они нашли незапертый класс. Открыв дверь, Гита вошла и осветила фонарем небольшое помещение. Ржавые подтеки в углах, казавшиеся безобидными при дневном свете, сейчас выглядели устрашающе. Ветхая крыша не спасала от дождей. Гита поманила Фарах за собой, и они приблизились к подносу с антимоскитной спиралью [59] – она полностью догорела, на подносе остался только серый комок
59
Антимоскитная спираль – репеллент от комаров. Изготавливается в форме спирали из высушенного порошка растения, содержащего инсектецидные вещества; при поджигании тлеет несколько часов, выделяя отпугивающий насекомых дым.
– И что дальше? – поинтересовалась Фарах.
– Нам нужна новая спираль, – сказала Гита.
– Зачем? – уставилась на нее Фарах. – По-моему, ты переутомилась. Пошли отсюда.
– Если ее съесть, можно отравиться.
– Оке-ей… – Фарах задумалась. – Окей! – И захлопала в ладоши.
В ее улыбке не было ничего угрожающего, только радость, но побитое лицо в желтушном свете смотрелось страшновато – Фарах была похожа на человека-оборотня, который медленно превращается в жуткого монстра. Свежие синяки отвлекли Гиту от старых, подживших, зато теперь она ясно видела, что вчерашний подбитый глаз окружен бледным ореолом цвета разбавленной куркумы, словно на стекле застыли грязные разводы.
– Гениальная идея! – Фарах перестала хлопать в ладоши и уперла кулаки в бока. – Вот, значит, как ты избавилась от Рамешбхая!
– Я уже сказала, что это не твоего ума дело.
– Я спрашиваю, поскольку мне надо точно знать, что это сработает. Мы не можем потерять еще один день.
– Я в курсе, что поставлено на карту, Фарах. Мои чертовы деньги. И если тебе так уж не терпится, может, просто зашьешь Самиру рот идеальным швом, как на твоих расчудесных платьях? Тогда он не сможет пить и перестанет обкрадывать твою нищую семью.
Фарах ничуть не обиделась, лишь пожала плечами:
– Нам это не сильно поможет, Гитабен.
Гита вздохнула:
– Я знаю. – Закрыв глаза, чтобы успокоиться, она сказала: – Просто помоги мне найти невскрытую антимоскитную спираль.
Под окнами стояло несколько шкафчиков. Женщины принялись выдвигать ящики – в большинстве лежали линейки, карандаши, тетрадки с тонкими обложками. Фарах, усевшись на пол, пыталась открыть очередной ящик – она дергала изо всех сил, оскалив зубы, и было видно, как под кожей на руках напрягаются жалкие бицепсы. Ящик не поддавался, и Гита протянула ей деревянную линейку:
– Вот, подцепи.
Но Фарах замотала головой:
– Лучше ты.
– Почему?
– У меня уже руки болят. – Она принялась массировать ладони большими пальцами. – Руки – мой хлеб!
– А я, по-твоему, чем деньги зарабатываю? – резко сказала Гита. – Танцами диско?
– Ты бусинки на нитки нанизываешь, с этим любая макака справится. А я – художник, я занимаюсь высоким искусством! – заявила Фарах.
Гита вытаращила на нее глаза:
– Ты портниха!
Фарах сложила руки, как в мусульманской молитве:
– Art [60] , Гитабен! – воскликнула она по-английски. – Art!
Гита
– Кажется, теперь я начинаю понимать Самира.
– Да, он бьет меня, но руки мои никогда не трогает. Потому что он знает их ценность!
Надо было бы уйти прямо сейчас, швырнув обвинение в неблагодарности в это и без того избитое лицо. Но они уже были повязаны, сплетены, как страницы в книге, которую Фарах по причине безграмотности и прочитать бы не смогла. Поэтому Гита, вместо того чтобы удалиться, процедила самым что ни на есть мерзким тоном, на который только была способна:
60
Искусство (англ.).
– Очень жаль, что мать из тебя вышла не такая хорошая, как an artist [61] !
У Фарах начали кривиться губы, но Гита не собиралась останавливаться:
– О, ты сама жаловалась, что Самир твоих деток тоже бьет! Наверно, он это делает, чтобы не повредить твои бесценные ручки!
– Я хорошая мать, – тихо проговорила Фарах. – И я сейчас здесь, чтобы защитить своих детей.
Гита с деланым безразличием пожала плечами:
– А мне кажется, хорошая мать не позволила бы насилию в семье зайти так далеко.
61
Художник, человек искусства (англ.).
– Да что ты вообще знаешь о материнстве? – вспыхнула Фарах. – А?
– Благодаря тебе практически всё. – Гита указала на нее пальцем: – Один беспомощный младенец женского пола. Раз. – И загнула палец. Указала на себя: – Одна замученная женщина, которой постоянно приходится подтирать задницу беспомощному младенцу. Два. – И загнула второй палец.
– Это другое! Ничего ты о детях не знаешь!
– И слава богам. От детей одни неприятности.
Фарах чуть не задохнулась:
– Это не правда! Счастье мате…
– Награда, благословение и все такое, – перебила Гита. – Да-да, я в курсе. А ну отойди-ка. – Она оттеснила Фарах от неподатливого ящика, засунула линейку в щель и нажала изо всех сил, вложив в этот рывок всю свою ярость. Щепки отлетели одновременно от линейки и от деревянного ящика, он выдвинулся из шкафчика. Внутри лежали спички и початая упаковка зеленых спиралей.
Гита вернула сломанную линейку на место в другой ящик, Фарах достала одну антимоскитную спираль. Из школы они выходили в полном молчании, но за воротами Фарах попыталась сделать шаг к примирению.
– Гитабен… – начала она, взявшись за обе мочки, что традиционно означало раскаяние.
– Не надо, – отрезала Гита. – Не хочу ничего слышать. Мы не друзья. И никогда не были друзьями. Я много чего плохого наговорила о Салони – да, она стерва, но не подлая лицемерка. А у тебя всегда мед на языке и нож в кармане.
– Нет! Я…
– Я не буду спорить с тобой о своей работе. Не буду защищаться. Я не ем чужую соль, только свою собственную. И пока ты и твой гребаный муженек не начали меня преследовать, все у меня было нормально. Ты умоляла меня спасти тебя, потому что сама не можешь это сделать. По мне, так ты вообще ни на что не способна.