Королевы бандитов
Шрифт:
– Нам вообще не надо было этого делать. – Гита вдруг заметила седую прядь у виска Фарах и поняла, что эта женщина может быть не такой уж и молодой, как ей казалось.
– Нет, надо. – Брови Фарах сошлись на переносице. – Слушай, все уже сделано. Пословицу помнишь? Что толку плакать, когда птицы склевали все поле.
– А как же твои дети? – начала Гита. – Они…
– Они поплачут и заживут лучше прежнего. Нам всем будет лучше. – Фарах погладила ее по голове. – Не забывай: теперь, когда Самир сдох, никто не заберет наши деньги.
– Дело не в деньгах, – пробормотала Гита и подняла голову – Фарах, стоявшая перед ней в белом, походила на божество,
Склонившись над Гитой, Фарах посмотрела на нее странным взглядом. Странным и будто бы насмешливым:
– Дело именно в деньгах, Гитабен. С самого начала дело было только в них. Отдохни, поспи – и сама поймешь. – С этими словами Фарах ушла, переступив через Бандита и оставив Гиту оцепенело сидеть на кровати.
Полиция приехала довольно быстро – раньше, чем Гита ожидала, но позже, чем она надеялась, потому что ожидание было мучительным и неотступным, как сотни комаров после дождей, принесенных муссонами. Фарах, насколько ей удалось узнать из сплетен у колодца, отказалась от медицинской экспертизы и потребовала вернуть ей Самира в течение суток для подготовки к погребению по мусульманскому обряду. Однако далит, который готовил тело к похоронам, человек, принадлежащий к низшей касте вне древних варн и, соответственно, не боящийся осквернить себя прикосновением к мертвому телу, похоже, перепутал Самира, несмотря на обрезание, с другим покойником, индуистом, в результате чего мусульманин превратился в три горсточки праха и оказался в погребальной урне, каковую самоотверженная Фарах, снявшая кольцо из носа, нежно прижала к своей вдовьей груди.
Коп явился в разгар еженедельного общего собрания всех групп заемщиц, и его присутствие внесло оживление в толпу женщин, раздразнив их любопытство. Он вежливо ждал окончания мероприятия возле битком набитого дома Салони, где снова сошлись все участницы программы группового кредитования. До своей смерти несчастная Руни принимала их у себя, теперь женщины стали приходить сюда. Несмотря на стоявшие посреди веранды Салони качели, пространство под навесом было обширным, с хорошей акустикой, и прекрасно подходило для больших сборищ.
Кредитный инспектор Варун пристроился на широких перилах веранды, рядом с ним стояла коробка для денег, а женщины уселись тесным полукругом на настиле, скрестив ноги. Варун открыл собрание, и все притихли.
Гита смяла в кулаке деньги своей группы, спохватилась и разгладила купюры. Она старалась не смотреть ни на Фарах, все еще носившую траурные одежды, ни на копа, но ее взгляд тянуло к обоим словно магнитом. Страх давил тяжелым ярмом. Офицер мог заподозрить ее вину уже по тому, как обильно она потела.
Тот факт, что все шесть маленьких групп заемщиц снова собрались вместе, напоминал о том, что пролетела неделя – всего лишь неделя, с тех пор как Фарах, робкая, с подбитым глазом, появилась у нее на пороге и, шмыгая носом, взмолилась о помощи. Но Гите казалось, что прошли месяцы. Та униженная, хнычущая Фарах представлялась ей неприятной и не вполне здоровой, но безобидной. Такой Фарах, какой она стала сейчас, Гита еще не видела. Новая Фарах, скромно сидевшая среди заемщиц, вид имела печальный, но сосредоточенный, синяки у нее на лице зажили, бинди красовалась точно по центру лба. Гита посмотрела на свои руки – она снова скомкала банкноты. Как такое
Варун провел перекличку и подозвал к себе старост шести групп с еженедельным взносом. Первой подошла миссис Амин и, как всегда, принялась подначивать Варуна – мол, не пора ли увеличить размер предоставляемых кредитов. «Это вопрос не ко мне, а к шишкам покрупнее!» – привычно отозвался он. Инспектора тут все величали Варунбхаем, хотя он был младше большинства присутствовавших женщин. Вырос он в Дели и, говоря на гуджарати, порой запинался, подыскивая нужные слова, но, не будучи обделенным чувством юмора, всегда присоединялся к общему веселью, когда женщины хихикали над его произношением. У Салони этот молодой человек вызывал особый интерес – стоило ему приблизиться, она начинала хлопать ресницами на скорости реактивной турбины. Гита же обращала внимание не столько на него, сколько на его городские ботинки. В деревне все носили плетеные сандалии или кроссовки, а Варун всегда приезжал в черных лакированных туфлях, таких, какие носят с деловыми костюмами. Приезжал в отполированных до блеска, уезжал в запыленных.
Женщины сидели в тесноте, касаясь коленями друг друга, иначе все три десятка участниц не уместились бы на веранде. Заемщицам из группы Гиты достались места где попало: Фарах оказалась напротив нее, а Салони (как и ожидалось) отвоевала себе позицию поближе к Варуну. Близнецы Прити и Прия примостились рядом с Салони. Когда сестрам было по шестнадцать лет, отвергнутый жених Прии хотел плеснуть обидчице в лицо кислотой, но перепутал и попал не в ту сестру. Прити привели в порядок врачи из одной неправительственной организации, которая специализировалась на реабилитации жертв подобных нападений, но следы ожогов все равно остались темными пятнами на лице и шее, а одно ухо так сильно пострадало, что она не могла носить в нем сережки. Два года спустя с согласия родителей на Прити женился тот самый человек, который ее покалечил. А кто бы еще позвал ее замуж?
У Гиты в голове не укладывалось, как (и почему) они теперь все уживаются в одном доме: Прити, ее муж и абьюзер Даршан, а также непострадавшая сестра и зять. Всем на удивление, Даршан оказался бесконечно преданным и заботливым супругом – ходили слухи, что Прити крепко держит его и за яйца, и за кошелек.
Половина участниц собрания принесли с собой маленьких детей, и в тишине на веранде повсюду брякали погремушки. Гита наблюдала, как крошечный мальчик ожесточенно трясет пустой бронзовый колокольчик. Колокольчик не отзывался на эти усилия – он давно потерял язык, и бок у него проржавел до дыр. Ямочки на ручках малыша были очаровательными. При виде его Гита почему-то вспомнила о Раисе. И мысли эти были такими несвоевременными и уютными, что она не услышала свое имя, когда до нее дошла очередь в списке Варуна.
Она встрепенулась и покосилась на Салони, которая в изумлении таращилась на нее, даже челюсть отвесила.
– У нас у всех, вообще-то, дел полно, Гитабен, – сурово покачала головой Салони. – Отдай уже Варунбхаю наши денежки.
Близнецы захихикали, и Гита, встав, протянула инспектору скомканные купюры, собранные с участниц ее группы, под пристальным взглядом полицейского. У нее так сильно взмокли ладони, что пришлось вытереть их о сари, но они тотчас снова сделались потными.
– Простите, – пробормотала она, обращаясь к Варуну, и услышала, как Салони у нее за спиной презрительно фыркнула.