Короли и капуста (сборник)
Шрифт:
Все, что у меня было – ровно на обратный билет на паром в Нью-Йорк. Мне было так плохо, что жить не хотелось. Наверное, что-то такое было видно по моему лицу, но я заметила, что он сидит и смотрит на меня, будто все понимает. Он был красив, но, главное, у него такое доброе лицо. Когда ты устал, несчастен и в отчаянии, доброта значит больше, чем что-либо другое.
Когда я впала в такое отчаяние, что у меня просто уже не было сил бороться, я встала и медленно вышла через заднюю дверь каюты. На палубе никого не было, и я быстро перелезла через поручни и бросилась в воду О,
На какой-то миг мне захотелось обратно в «Валламброзу», голодать и надеяться. А потом я онемела, и мне стало все равно. А потом я вдруг почувствовала, что в воде рядом кто-то есть и поддерживает меня. Оказывается, он пошел за мной и прыгнул в воду, чтобы спасти меня.
Нам бросили какую-то штуку вроде большой белой баранки, и он заставил меня продеть в нее руки. Потом паром дал задний ход, и нас втащили на палубу. О, Хетти, как же мне стало стыдно своей слабости, что я решила утопиться; да и волосы растрепались и прилипли, так что я представляла то еще зрелище.
А потом пришли какие-то мужчины в синем, я дала им свою карточку, а он объяснял, что я стояла на краю палубы, уронила сумочку в воду, перегнулась через перила, чтобы достать ее, и выпала за борт.
И тут я вспомнила, как читала в газете, что людей, которые пытались покончить с собой, сажают в тюрьму вместе с убийцами, и мне стало очень страшно.
А потом какие-то дамы отвели меня в кочегарку, высушили и расчесали мне волосы. Когда паром причалил, он проводил и посадил меня в кеб. Он сам промок насквозь, но смеялся, будто это все веселая шутка. Он просил мое имя или адрес, но я не сказала, так мне было стыдно.
– Ну и зря, детка, – мягко сказала Хетти. – Подождите немного, я притушу огонь. Эх, боже мой, ну почему у нас нет лука…
– А потом он поднял шляпу, – продолжала Сесилия, – и сказал: «Ну, ладно. Но я все равно вас разыщу. Я намерен получить вознаграждение за спасение утопающих». А потом он заплатил кебмену, велел, чтоб тот отвез меня, куда скажу, и ушел. А что за вознаграждение, Хетти?
– Имущество, полагающееся за спасение утопающего в качестве вознаграждения, – объяснила Хетти. – Вы, должно быть, впечатлили этого молодого героя.
– И вот уже три дня, а он все никак не нашел меня, – простонала миниатюристка.
– Не торопите время, – сказала Хетти. – Город большой. Подумайте, сколько девушек с мокрыми волосами ему надо осмотреть, прежде чем он узнает вас. Жаркое получается на славу – эх, только вот без лука! Я бы даже на зубчик чеснока согласилась, если бы он у нас был.
Мясо с картофелем весело булькало, распространяя соблазнительный аромат, в котором, однако, явно не хватало чего-то очень нужного, и это вызывало смутную голодную тоску, неотвязное желание раздобыть недостающий ингредиент.
– Я почти утонула в этой ужасной реке, – сказала Сесилия, вздрогнув.
– Воды маловато, – сказала Хетти, – в жарком, я говорю. Сейчас пойду наберу.
– Хорошо пахнет, – заметила художница.
– Это Северная река-то? – возразила Хетти. – Как по мне, так она пахнет не лучше мыловаренного завода и мокрых сеттеров… Ах, вы про жаркое? Да, только
– Главное, мне показалось, что он добрый, – сказала Сесилия. – Уверена, он богат; но это так мало значит. Когда он платил кебмену, я случайно заметила, что у него в бумажнике сотни и тысячи долларов. А сквозь двери кеба я видела, что он уезжал с паромной станции на машине, а шофер дал ему свою медвежью доху, потому что он весь промок. И это было всего три дня назад.
– Как глупо! – только и сказала Хетти.
– Но шофер ведь не промок, – пролепетала Сесилия. – И машину он повел очень хорошо.
– Да я о вас, – пояснила Хетти. – Что не дали ему адреса.
– Никогда не даю свой адрес шоферам, – горделиво сказала Сессилия.
– А как он нам нужен! – удрученно воскликнула Хетти.
– Зачем?
– В жаркое, разумеется – ну, я все о луке.
Хетти взяла кувшин и отправилась к крану в конце коридора.
Когда она подошла к лестнице, с верхнего этажа как раз спускался молодой человек. Он был прилично одет, однако бледен и измучен. В его глазах была мука физического или душевного свойства. В руке он держал луковицу – розовую, гладкую, ровную, сияющую луковицу величиной с карманные часы.
Хетти остановилась. Молодой человек тоже. Во взгляде и позе продавщицы было что-то от Жанны д’Арк, от Геркулеса, от Уны – роли Иова и Красной Шапочки сейчас не годились. Молодой человек остановился на последней ступеньке и отчаянно закашлялся. Он почувствовал, что его загнали в ловушку, атаковали, взяли штурмом, обложили данью, ограбили, оштрафовали, запугали, уговорили, сам не зная почему. Всему виной был взгляд Хетти. В нем ясно виделось, как взвился на верхушку мачты черный пиратский флаг и ражий матрос с ножом в зубах взобрался с быстротой обезьяны по вантам и укрепил его там. Но молодой человек еще не знал, что причиной, по которой он едва не был пущен ко дну, и даже без переговоров, был его драгоценный груз.
– Ради бога, простите, – сказала Хетти настолько сладко, насколько позволял ее кислый голос. – Но не нашли ли вы эту луковицу здесь, на лестнице? Пакет оказался дырявым, и я как раз пришла поискать ее.
Молодой человек с полминуты прокашливался. Он выгадывал время, чтобы собраться с мужеством для защиты своей собственности. Крепко зажав в руке свое слезоточивое сокровище, он дал решительный отпор свирепому грабителю, покушавшемуся на него.
– Нет, – отвечал он в нос, – я не нашел ее на ступеньках. Мне дал ее Джек Бевенс с верхнего этажа. Если не верите, можете сами его спросить. Я даже подожду.
– Да знаю я Бевенса… – уныло сказала Хетти. – Он пишет книги и вообще всякую ерунду для тряпичников. На весь дом слышно, как его ругает почтальон, когда возвращает слишком толстые конверты. Скажите… а вы тоже живете в «Валламброзе»?
– Нет, – ответил молодой человек. – Я иногда прихожу повидать Бевенса. Он мой друг. Я живу в двух кварталах отсюда.
– А что вы собираетесь сделать с этой луковицей?.. Простите, конечно, за такой вопрос, – спохватилась Хетти.
– Съесть ее.
– Сырой?