Короли ночи
Шрифт:
Услышав это, Торфин оживился, глаза его заблестели. Он вскочил и взмахнул мечом.
— Скоул! — крикнул он. — Плывем к Юттландии, друзья! И пусть Тор наполнит наш парус!
— Курс на восток! — в полный голос рявкнул Вульф. — Скорее же отдадим юттландский трон новому королю!
МЕЧИ СЕВЕРНОГО МОРЯ
I
— Скоул!
Закопченные стены дрожали от дикого крика, пирующие кубками и ножами лупили о дубовые столы, под которыми псы, похожие на волков, дрались за объедки. Во главе самого большого стола сидел Рогнар по прозвищу Рыжий, гроза проливов. Он поглаживал
Слово Рогнара было здесь законом, его воля свято выполнялась, и вид грандиозного пира, естественно, доставлял ему удовольствие. Немногие могли похвастаться такой воинственной дружиной норманнов и юттов, рослых, светловолосых, готовых к битве и к пиру. Даже теперь, во время веселья, они сидели в полном вооружении, только рогатые шлемы лежали на скамьях. Взгляд Рогнара задержался на одном из них — явно чужаке. По силе он явно не уступал никому из присутствующих, но смуглая кожа и холодные глаза стального цвета выделяли его из общей группы. Лицо, обрамленное черными волосами, было гладко выбрито и покрыто многочисленными шрамами — они придавали ему грозное выражение. На нам не было никаких украшений, лишь обыкновенная кольчуга. Пока Рогнар присматривался к чужаку, в скаллу вошел новый гость — высокий, пропорционально сложенный молодой человек, без бороды, с едва пробивающимися усами.
— Здравствуй, Хакон, — приветствовал его Рогнар, — Я со вчерашнего дня тебя ищу!
— Я охотился на волков в горах, — ответил вошедший, также оглядываясь на темноволосого мужчину.
— Это Кормак Мак Арт, предводитель банды, ладья которой разбилась прошлой ночью. Он один спасся и появился здесь рано утром, весь мокрый. Он смог убедить стражей привести его сюда, а не убивать на месте, чего им — видит бог! — очень хотелось. Он хочет воевать под моим началом и доказал, что имеет на это право: вызвал на поединок лучших фехтовальщиков моей дружины и бился с ними по очереди. Рана, Тостига и Хальфгара он разоружил, не причинив им никакого вреда!
Услышав это, Хакон обратился к Кормаку с поздравлениями, на что кельт слегка кивнул головой и сказал на правильном древне-ирландском языке:
— У меня много друзей среди викингов.
Хакон еще раз пристально взглянул на него, но ответный взгляд был холоден и спокоен, как скала, и тот опять повернулся к вождю. Пираты-ирландцы часто встречались в проливах, иногда они доплывали до Испании или даже до Египта, хотя их ладьи были хуже, чем у викингов. По правде говоря, эти два народа враждовали, союзы между ними были редки. Они конкурировали между собой за влияние на Западных Морях.
— Ты прибыл в добрый час, Кормак, — произнес Рогнар. — Завтра ты увидишь мою свадьбу. Клянусь молотом Тора, в моей жизни было много женщин, от римлянок до датчанок, и каждый раз,
Взгляд Кормака упал на сидевшего неподалеку Хакона: невнимательный наблюдатель увидел бы лишь скуку и рассеянность на его лице. Но кельт заметил, как судорога пробежала по лицу Хокона, выдавая напряжение, тщательно скрываемое под маской равнодушия.
В зал в сопровождении двух викингов вошли три женщины. Две из них подвели третью к Рогнару и отступили назад.
— Смотри, Кормак! Разве она не годится, чтобы рожать королевских сыновей?
Кормак взглянул на стоящую пред ним пунцовую от гнева девушку. Ей, безусловно, не было еще и двадцати, хотя она выглядела взрослой женщиной. Весь облик свидетельствовал о том, что она не была покорной узницей. Одетая как все норманны, она, судя по всему, происходила из другой расы. Золотые волосы, голубые глаза и светлая, чуть смугловатая кожа указывали на се принадлежность к кельтской расе, но не юга Британии. Ее поведение явно говорило о том, что она дочь народа столь же дикого, как и пленившие ее норманны.
— Это дочь вождя из западной Британии, — сообщил Рогнар. — Происходит из племени, которое никогда не склоняло голову перед Римом, а теперь, находясь между саксами и пиктами, и тем и другим дает достойный отпор. Я отбил ее у капитана саксонской ладьи, который возвращался после набега на земли ее отца. С первой минуты я понял, что это самая подходящая девка для того, чтобы родить мне сыновей. Она здесь уже пару месяцев, пришлось учить ее манерам и языку. Когда я поймал ее, это была настоящая дикая кошка! Я отдал ее для вразумления старой Эдне, но, клянусь молотом Тора, эта старая ведьма не многого добилась! Целая дюжина розог потребовалась для укрощения этой…
— Ты все сказал, разбойник? — перебила его девушка с тщательно скрываемым испугом в голосе. — Если да, то я возвращаюсь к себе. Рожа Эдны, при всем ее безобразии, все же симпатичнее твоей рыжей морды!
Раздался громоподобный хохот, даже Кормак чуть улыбнулся.
— Не похоже, чтобы ее дух был укрощен, — спокойно заметил он.
— Если бы это было так, она бы и гроша ломаного не стоила, — невозмутимо ответил Рогнар. — Баба без искры — все равно, что ножны без меча. Иди к себе, моя красавица, и приготовься к завтрашнему торжеству. Может, ты будешь смотреть на меня ласковее после того, как родишь мне трех-четырех сыновей.
Глаза девушки сверкнули, но, ни слова не говоря, она повернулась и собралась было уйти, как вдруг, перекрывая шум зала, раздался пискливый возглас:
— Стой!
Глаза кельта сузились при виде странного существа, которое, покачиваясь и подрагивая, приближалось со стороны входа. Человечек с лицом взрослого мужчины ростом не превышал ребенка. Все его тело было странно деформировано. Искривленные ноги с огромными плоскими стопами, одно плечо намного выше другого и большой горб — все это придавало существу вид уродливого гиганта. На темном лице горели большие желтые зловещие глаза.
— Что это? — удивился Кормак. — Я знал, что вы доплываете к дальним странам, но не слышал, чтобы кто-то из вас побывал у ворот ада. Это создание словно прямо оттуда.
— Именно в пекле я его и поймал, — оскалился в усмешке Рогнар. — Византия во многом похожа на пекло. У греков есть обыкновение ломать и криво составлять кости детям, чтобы из них вырастали уродцы на потеху императору и его свите. Чего ты хочешь, Анзаце?
— Господин, — пропищала безобразная тварь, — завтра ты женишься на этой девице. Разве нет? О да, да! Но знаешь ли ты, о великий, что Торула любит другого?