Коронованный наемник
Шрифт:
Йолаф снова поднял руку и ощупал сухими горячими пальцами твердые контуры небольшого предмета под подкладкой камзола. Ждать… Сармагат уже два часа, как покинул убежище, но по коридорам все еще слышались громыхающие шаги, рычащие голоса и лязг клинков. Скоро…
– Шевелитесь! – рявкнул неподалеку Манрок, и Йолаф насторожился. Манрок заступил на караул, хотя с утра был другой командир. Значит, в убежище остался только сторожевой отряд, не больше двадцати клинков. Половина из них конечно выставлена на часах снаружи, вокруг и без того с трудом доступного входа в штаб вождя. Хорошо…
К его темнице затопали тяжелые сапоги, и рыцарь прикрыл глаза. Вскоре отсвет факела померк – у решетки снова кто-то стоял, глядя на него недобрым ощупывающим взглядом. Несколько секунд спустя визитер что-то пренебрежительно прорычал. В Черном наречии рыцарь был не искушен, но уловил несколько знакомых слов, объяснивших ему все необходимое: «слаб», «птенец», «брось», «выпьем».
Сердце, казалось,
Ренегату казалось, что пол под ним раскален, но он продолжал лежать. Кто мог знать, не пожелает ли еще кто-нибудь поглазеть на пленника? Но минуты изнуряюще медленно утекали, голоса отдалились настолько, что до темницы долетали лишь приглушенные взрывы хохота, и три четверти часа спустя Йолаф решил, что пришло время действовать.
Он медленно приподнялся со своего жесткого ложа, огляделся. Почти догоревший факел выхватывал из темноты лишь малую часть коридора. Нужно было спешить. Встряхнув головой, чтоб отогнать дурноту, рыцарь потянулся всем телом, возвращая мышцам подвижность, вывернулся из плаща и стянул сапоги. Тут же стало адски холодно, но Йолафу было не до личного удобства. Несколько минут ушло на то, чтоб придать лапнику вид укрытой плащом фигуры и для пущей достоверности уложить сапоги так, чтоб лишь подметки виднелись из-под суконного полотнища. Наконец, удовлетворившись результатом, Йолаф опустился на колени у решетки и осторожно взялся за ворот камзола с правой стороны. Затаив дыхание, прислушался. Тихо, лишь капает где-то вода, дымно потрескивает факел, да эхо то и дело доносит голоса нерадивых сторожей. Закусив губу, Йолаф коротким резким движением рванул ворот, и правый шов разошелся, обнажая вшитые меж тканью и подкладкой кольчужные кольца. Многие рыцари и охотники вшивали в верхнюю одежду обрывки утративших годность кольчуг, ибо это давало подобие защиты, меньше стесняя движения, чем тяжеловесный полный доспех. Но кольчуга Йолафа выглядела куда примечательней обычных тронутых ржавчиной металлических лоскутьев. Справа в камзол ренегата, прямо поверх обычных мелких колец, были рядами вшиты девять грубых ключей с причудливыми бородками. Рыцарь сорвал с нитей первый и вставил в скважину массивного замка, запирающего его узилище. Ключ не подошел. Йолаф хладнокровно сунул его в карман и рванул следующий. Четвертая попытка увенчалась успехом, ключ неохотно повернулся в замке, который издал резкий отвратительный скрежет. Рыцарь замер, сдерживая брань. Ключ, которым пользовался Таргис, не исторгал у замка таких душераздирающих звуков. Но промедление грозило еще большей опасностью. Йолаф резко провернул ключ до конца, торопливо проскользнул в открывшуюся дверь, тщательно запер ее за собою и, прижавшись к стене, двинулся по коридору. Озноб унялся, вытесненный вскипевшим азартом, и сейчас Йолафу казалось, что не было этих тягостных дней плена. План был… да что говорить, он был безумен. Но после стольких усилий рыцарь надеялся, что ему повезет.
Увы, ему не повезло почти сразу… Едва рыцарь минул первый поворот, навстречу метнулся отблеск огня. Из-за следующего поворота кто-то приближался. Йолаф прильнул к стене, пытаясь слиться с ней, чувствуя, как холоден пол под босыми ногами. Огонь приблизился, и из-за каменной колонны показался порядком подвыпивший орк. Поначалу беглец решил, что того привлек лязг проклятого замка. Но нет, орк лениво топал по коридору, покачиваясь и хмуро что-то бормоча. Похоже, авторитет Сармагата не позволял стражникам окончательно плюнуть на свои обязанности, и этот бедолага отправился на скучное патрулирование убежища, покуда его соратники продолжали пирушку.
Орк прошел мимо беглеца так близко, что Йолаф ощутил легкое тепло факела. На его счастье, дым аккурат струился часовому в лицо, перебивая другие запахи. Орк раздраженно пыхтел и отмахивался, отчего-то не догадываясь взять факел в другую руку. Благослови Эру болванов…
Мысли вспугнутыми птицами метались в голове, тяжелой от долгих часов жара. Сейчас часовой непременно подойдет к его темнице. Захочет ли он удостовериться, что пленный жив, или равнодушно скользнет взглядом по лежащей фигуре и отправится восвояси? Что делать, если орк поднимет тревогу? С этой тварью без оружия не совладать. Допустим, что беглец каким-то чудом сумеет ускользнуть от шумных, недалеких и подвыпивших стражей. Тогда можно успеть в суматохе вернуться в камеру и с недоумением обвинить орка в пьяных бреднях. Дураку, конечно, влетит, но без надзора пленника уже не оставят. Как не вовремя мерзавец решил проявить служебное рвение… В запасе был еще один план. Но его применять отчаянно не хотелось…
Однако походило на то, что тревожился рыцарь напрасно. Орк постоял у полутемного коридора, уныло выругался и двинулся дальше, даже не свернув к камере, а Йолаф опрометью бросился прочь и юркнул в следующий тоннель. Дальше мчаться, очертя голову, было нельзя, но и стоять в кромешной тьме смысла не было. Переждав несколько
Да, ее недоставало. Как недоставало и обычной остроты реакций. Иначе Йолаф непременно заметил бы, как из-за поворота показался могучий силуэт.
– Эй, а ты с какого балрога тут взялся? – рыкнул за спиной низкий голос, где гнев заметно заглушался удивлением. Пальцы Йолафа сжались на краях карты так, что побелели ногти. Он медленно обернулся: позади него стоял Манрок.
– Вон оно что. Да ты, брат, чародей, – орочий командир неспешно двинулся навстречу беглецу, – прямо-таки из мертвых восстал. А может статься, из врунов?
Манрок говорил негромко и лениво, оглядывая рыцаря нетрезво блестящими глазами. Он не спешил поднимать шум, понимая, что босой безоружный человек в рваном камзоле ему ничем не опасен.
– Нехорошо, приятель, – продолжил он, – господин велел тебя в живых оставить, милосердие, можно сказать, явил. А ты бродишь, где не попадя. Да еще вишь, стянуть чего-то успел. Надо б тебя поучить малость. Я приказы уважаю, но о ломаных костях ничего говорено не было.
…Выбор… Был он сейчас, или же его не было? Командира стражи нужно было убрать с дороги. Сейчас же, пока он один. Йолаф знал Манрока. Это был не туповатый дуболом, вроде недавнего часового, а смелый, жестокий, решительный боец. И именно это вселяло в Йолафа надежду на успех. Манрок никого не станет звать на подмогу. Ему не перед кем здесь отчитываться, он не откажет себе в наслаждении лично «поучить» дерзкого пленного, а потом доложить господину о предотвращенном побеге. Подчиненные боятся его, как огня, а значит, никто не станет его искать. Тем лучше… Но справиться с ним голыми руками рыцарь не смог бы и будучи совершенно здоровым. Кираса прикрывала широкую грудь орка, у пояса висел короткий клинок. Что ж, все упрощается… Значит, выбора нет…
Под пристально-насмешливым взглядом Манрока ренегат сложил карту и снова сунул под камзол, не спеша, однако, вынимать руку из-за отворота. Вопреки обыкновению, он молчал, зная, что орка не нужно подстегивать. Он все сделает сам.
Командир же подошел вплотную, глядя Йолафу прямо в глаза, и рыцарь впервые заметил, что Манрок голубоглаз. Несколько секунд орк молча смотрел на беглеца, словно ища признаки страха. А потом вдруг молниеносно замахнулся, целя рыцарю в челюсть, но Йолаф стремительно пригнулся, пропуская удар над собой, а с другой стороны уже настигал второй кулак, готовый врезаться в солнечное сплетение. Йолаф не рассуждал сейчас. Искушенное в рукопашном бою тело само знало, как защитить себя, у головы же была иная забота… Второй удар с силой врезался в подставленное плечо, отшвыривая Йолафа к стене. Манрок сыто заворчал, ощущая опьяняющий привкус чужой боли. Шагнул к упавшему рыцарю, занося ногу для следующего пинка. Йолаф же рванул что-то из-за отворота камзола. Что-то на витом шнуре, висящее на шее. Манрок успел лишь заметить, как лежащий на полу человек разрывает зубами черный мешочек, из которого появляется нечто тускло блестящее в свете умирающего факела. А в следующий миг ему прямо в незащищенное лицо брызнули холодные капли воды…
Йолаф не знал, переживет ли он этот день. Зато точно знал, что, переживя его, до конца жизни будет видеть эти минуты во сне…
Манрок издал сухой, скрежещущий хрип, отшатываясь назад от рыцаря. Потом лицо его исказилось, словно отраженное в кривом зеркале, глаза утратили осмысленное выражение. А в следующий миг орк вцепился в собственную грудь, пытаясь разодрать кирасу когтями. На клыках выступила пена, хрип сменился рваным рыком, и этот страшный звук выдернул Йолафа из первого оцепенения. Он вскочил, бросаясь к Манроку, отчаянным усилием сшиб его с ног, зажимая распяленную пасть полой собственного камзола. Следующие секунды показались рыцарю часами. Он прижимал орка к полу, не давая тому кричать, а Манрок, задыхаясь и хрипя, рвал на груди кирасу. Кривые когти застревали в кожаных пластинах, ломались, оставляя черные кровавые мазки. Он бился, силясь сбросить с себя Йолафа, голова и сапоги вразнобой колотились об пол, а руки, не совладав с кирасой, добрались до шеи. Обломки когтей впивались в кожу, оставляя на ней рваные раны, кровь брызгала Йолафу на одежду, орк, охваченный безумием, силился оборвать свою жизнь, но искалеченные пальцы уже не могли добраться до артерий, лишенные своих длинных крючковатых жал.