Короткие гудки (сборник)
Шрифт:
«Вот на ней я женюсь», – решил Валик, глотая сосиску. Откуда такая самоуверенность – неясно. Валик – страшок американский, как его дразнили в детстве. Но он даже не американский – просто страшок: тощий, прыщавый, вихрастый. Правда, умный – что есть, то есть. И остроумный – это особое качество ума. И обаятельный – а это уже талант души. И смешной. Там, где Валик, всегда весело, всегда взрывы хохота.
Бывают люди красивые, но не обаятельные. Значит, душевно бездарные, одна оболочка. К оболочке скоро привыкаешь и не замечаешь, а обаяние побеждает все,
Валентина – как кукла из дорогого магазина: блондинка с голубыми глазами, высокая, стройная, зубы – чистый жемчуг. О такой мечтают все и вся: военные и штатские, ученые и спортсмены, старики и старшеклассники, артисты и водопроводчики. Пур ту, как говорят французы. Для всех.
Когда Валик сунулся в ее пространство, стал подбивать к ней клинья, Валентина даже не повела глазом в его сторону. Просто удивилась нахальству и самоуверенности этого шибздика – так называли невзрачных парней в ее родном городе Киеве. Но через неделю она отдалась ему в съемной комнате на узком диване, который не раскладывался. Напор, остроумие и обаяние плюс зов судьбы смели все преграды. Крепость была взята.
Ощутив ее тепло и аромат девичьего цветения, Валик захотел немедленно жениться – закрепить за собой эту красоту, эту теплоту и это счастье.
Валентина, между прочим, училась блестяще, получала повышенную стипендию, была далеко не дура. Такое сочетание: ум и красота – поди поищи. А Валентин нашел. И тут же написал письмо родителям.
В Москву приехал папаша Валентина. У него было две задачи: повидать сына и отговорить его от необдуманного шага. Кто женится в восемнадцать лет и после двух недель знакомства? Надо хотя бы окончить университет, стать на ноги и заодно проверить свои чувства.
Валентин объяснил отцу, что невесту перехватят. Надо именно торопиться.
Папаша решил поговорить с невестой. Он спросил:
– К чему такая спешка?
– Я далеко живу, – объяснила Валентина.
Она снимала комнату в противоположном конце Москвы.
– И что? – не понял папаша.
– Валику придется каждый день меня провожать. А это два часа в один конец. И два часа обратно.
Валентина посмотрела на папашу чистым взором и могла показаться круглой дурой, если бы не повышенная стипендия.
Папаша понял, что разговаривать бесполезно. Они не думают ни о чем, кроме того, как бы скорее рухнуть на любое ложе и оказаться в объятиях друг друга. Их было не растащить даже бульдозером, не то что словами и нравоучениями.
Папаша уехал. Родители прислали на свадьбу две корзины с одесского привоза: домашнюю колбасу и сало, тоже домашнее. Передали с поездом.
Через год родился ребенок – вылитый Валик. Чего боялись, то случилось. Но обошлось. Ребенок хорошел с каждым днем и вырулил в красавца.
Валентина крутилась как белка в колесе, но учебу не бросала. Закончила вовремя и с красным дипломом. Одни пятерки.
Денег не хватало. Валентин пошел подрабатывать на стройку. Сначала был разнорабочим, таскал арматуру. Потом постепенно
Когда уважают работяги – это признак качества. Значит, есть в человеке прочная сердцевина и совесть есть. А совесть – признак Бога.
Валик прикипел к стройке. И остался.
Построить дом – то же самое, что написать книгу или снять фильм. Каждый день продвигаешься вперед, и в конце концов, через год или два, налицо результат: дом под крышей. Это не то что КБ (конструкторское бюро) или НИИ (научно-исследовательский институт), где работа идет по принципу: пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что.
У Валика была постоянная строительная бригада. Каждый человек – на вес золота. Он отбирал по крупице, как на золотых приисках. Отсеивал мусор. А человеческого мусора тоже достаточно: пьют, халтурят, воруют. Но в основном, конечно, пьют. Зависят от бутылки. А с зависимым человеком невозможно иметь дело. Получается, что ты тоже зависишь от его бутылки.
Родители Валика сходили с ума. Они рассчитывали, что Валик станет большим ученым, а он подался в работяги. Перед соседями неудобно.
Валик заматерел, перестал быть тощим. Превратился в широкоплечего и сильного. От него за версту тянуло мужиком.
Валентина гордилась мужем. Родила второго ребенка, мальчика. Куда денешься, если любовь.
Валентина не менялась внешне. Как была кукла, так и осталась. Она за собой следила. Ела мало, только чтобы не умереть с голоду. Не потому что нечего. Деньги были. Форма и содержание – вот что важно женщине. Содержание незаметно, но форма… Форма требует жертв и воздержания.
Валентине не шла полнота, превращала в простушку. Сразу рассыпался весь образ. Она была обязана оставаться худой. И оставалась.
Валику дали квартиру на выезде из Москвы. Вернее, не дали. Он строил кооператив, и в доме выделялось несколько квартир для строителей. Такой был порядок.
Жизнь обретала устойчивость: семья, двое детей, успехи в работе, счастье в личной жизни – все как пишут в поздравительных телеграммах плюс здоровье, молодость и любовь, любовь… Жизнь – как море, не вычерпаешь.
Страна жила своими катаклизмами. Перестройка, Горбачев, Ельцин. Расстрел Белого дома.
Москвичи устремились к Белому дому – поглазеть, поучаствовать, защитить, если надо, и даже погибнуть при необходимости.
Валик тоже не остался безучастным. Он привел на баррикады всю свою строительную технику: бетономешалки, грузовики. В нем проснулся горьковский Данко, готовый поднять над головой собственное сердце, чтобы осветить дорогу к свободе.
Людям надоело быть безликим стадом. Толпа превратилась в народ. И этот народ был прекрасен.
Валентина с его светящимся сердцем и строительной техникой заметили. Отметили. Оценили. Приблизили. Он оказался в нужное время в нужном месте. И дальше пошло его неуклонное восхождение.