Короткие гудки (сборник)

Токарева Виктория Самойловна

– Караул, – тихо произнес Алексей.

– Надо в «скорую» звонить, – приказала Маша.

– А как мы объясним адрес?

Маша огляделась по сторонам. Действительно: поле, середина страны, и как сюда проедет «скорая»? Машина застрянет в высоких снегах.

Для начала надо вытащить несчастных из оврага. Другого выхода нет. Иначе надо вызывать МЧС.

Алексей и Маша освободились от лыж и стали спускаться на дно оврага. Они были ребята молодые, спортивные и сильные.

Маша и Алексей сняли с себя шарфы, связали их наподобие веревок. Осторожно

вытащили каждого наверх.

Через два часа все трое были доставлены на дачу. И уже с дачи позвонили в «скорую помощь» и продиктовали адрес.

«Скорая» приехала довольно быстро из подмосковного города Дмитров. Врачи установили: женщина мертва – травмы, несовместимые с жизнью.

Девочка – переломы ребер и правого колена.

Мужчина (Валентин) – разрыв селезенки и черепно-мозговая травма. Валентин ударился головой о сосну. Девочка ударилась о Валентина – это смягчило удар. Что произошло с женщиной – уже не имело значения. Голова и лицо были смяты.

Седой Егоров ничего не мог понять. Только что его девочки вышли из дома – здоровые и веселые, и вот вернулись – одна мертвая, другая искалеченная. Как это возможно? И почему они?

Егоров немножко сошел с ума. Это выражалось в его полном спокойствии, как будто все случившееся не имело к нему никакого отношения.

Жену Егорова хоронили на третий день по православному обряду. Грим оказался невозможен. Ее голова и лицо были обернуты белым тюлем.

Муж выглядел собранным и адекватным. Распоряжался, как администратор. Никто не знал, что у него внутри.

Егоров постоянно возвращался в ту роковую точку, когда девочка закапризничала: хочу снегоход…

Надо было ответить: в другой раз. Надо было сказать: нет. Запрещаю. И все были бы целы и здоровы. Судьба-катастрофа прошла бы стороной, ушла, не собрав своего черного урожая, удалилась бы ни с чем, перешла к другим.

Похороны отвлекали, требовали каких-то действий: звонить, заказывать и платить, платить… Деньги текли рекой.

Время от времени Егоров выныривал из суеты на поверхность. Все осознавал. Было бы легче покончить с собой, отрубиться ото всего, но он нужен был дочери. Он не смел оставить ее круглой сиротой.

В углу зала стояла Валентина. Она прилетела из Америки. Решила прийти на похороны Ольги Егоровой.

Это решение далось ей нелегко. С одной стороны, несчастный случай, и никто не виноват. Валентин сам пострадал и сам находится одной ногой в могиле.

С другой стороны, Валентин был за рулем, не справился с управлением. Это называется – убийство по неосторожности. Уголовное дело.

Так или иначе, кто-то должен отвечать. Ольга Егорова села на снегоход живая и здоровая. А сейчас лежит в гробу.

Пришедшие провожать поглядывали на Валентину. Чего, спрашивается, пришла? Она боялась, что кто-нибудь подойдет и плюнет ей в лицо. Или прямо скажет: «А ты зачем пришла?»

Она не знала, как ответить на этот вопрос. Может быть, подставить плечо под тяжелый гроб. Не буквально. Там было кому выносить. Может

быть, не хотела прятаться. А скорее всего, была представителем Валентина. Он не может быть по уважительным причинам. Он умирает. Значит, Валентина – вместо мужа как ближайшее доверенное лицо.

Валентин лежал в Центральной клинической больнице. Ему удалили селезенку. Он находился в сумеречном сознании, практически умирал. Время от времени его тело сотрясала крупная дрожь. Лейкоциты в крови превышали норму в сто раз.

Валентина решила, пока не поздно, вывезти мужа к западным врачам. Жена заказчика дала координаты лучшей клиники в Германии. Противная, а помогла в критический момент.

Германия ближе. До Америки Валентин мог не долететь.

Жена заказчика организовала специальный санитарный самолет. У нее было все схвачено на крайний случай. И вот он настал, этот крайний случай.

Самолет был оборудован, как палата интенсивной терапии: капельница, приборы, все светится, тикает.

Валентина сидела у изголовья мужа, вжавшись в стену. Самолетик – маленький, почти игрушечный. За бортом – бездна вселенной. Он летел надо всеми воздушными коридорами, высоко-высоко, вровень со звездами, – такой игрушечный, такой беззащитный. Вот сейчас что-то случится, и погибнут оба сразу – Валентин и Валентина, и кому будут нужны трое детей? Никому. Ни одному человеку. Так думала Валентина и кляла эту дачу со снегоходом, бесконтрольную жизнь, вседозволенность. И она сама хороша. Бросила мужа одного, а он как подросток в переходном возрасте. Все хочется попробовать и успеть. Женился рано, жил под надзором, а тут – как с цепи сорвался. И вот вам результат. Все, что произошло, – их общая вина.

Самолет благополучно долетел до места.

Валентина переложили в вертолет. Вертолет сел на крышу клиники.

Валентина выкатили на носилках, к нему навстречу уже бежала маленькая толпа в белых халатах. Тут же, в первую секунду, проверили кровь. Лейкоциты зашкаливали. Почему? В чем причина? Быстро все проверили и выяснили: в вене стоял грязный катетер. Медсестра Центральной больницы была невнимательна.

Валентина догадалась: большие деньги проплатили главврачу, а медсестре ничего не досталось. Про нее забыли. И она забыла, что катетер не стерилизован. Не нарочно, ни в коем случае. Просто халатность. Больных много, а она одна.

Немцы тут же поменяли катетер. Лейкоциты упали почти до нормы. Можно было готовить больного к операции.

Операция длилась одиннадцать часов. (Черепно-мозговая травма.) Хирург несколько раз выходил к Валентине. Разговаривали через переводчика. Валентина слушала хирурга, глядя прямо в его глаза.

Хирургу нравилась эта русская, похожая на немку. Никаких лишних эмоций, никаких вопросов. Она доверяла хирургу и верила в благоприятный исход. Доверяла и верила. Это давало силы хирургу. Он был огромный, сильный как медведь, и фамилия его была Бернагер, что в переводе на русский – Медведев.