Короткие гудки (сборник)

Токарева Виктория Самойловна

Давалочки возникали в доме – то одна, то другая, то черная, то рыжая. Валентин относился к ним как к одноразовой посуде. Поел и выкинул. И что-то подарил.

Девушки вели себя хорошо: ни на чем не настаивали и не прилипали как банный лист.

В тот год зима стояла очень красивая. Зимняя сказка.

Валентин жил в основном на даче. Дачу он купил у губернатора, а губернатор построил себе в другом месте.

Возле дачи Валентина лежало заброшенное колхозное поле, на котором раньше сеяли свеклу,

а может, и картошку – не имеет значения, потому что сейчас уже не сеяли ничего.

Валентин хотел купить это поле, присовокупить к своей земле. Но потом подумал: зачем ему столько? Что он будет делать с этими просторами? Не свеклу же сажать… А на снегоходе можно ездить без приватизации. «Все кругом колхозное, все кругом мое».

Валентин купил снегоход и катался на нем по снежному полю. Он «подсел» на скорость.

По утрам перед работой Валентин садился на снегоход, включал мотор – и вперед. Развивал скорость, как самолет на взлете. Преград никаких, только просторы – направо, и налево, и впереди.

Выяснилось, что большая скорость – это особое состояние: летишь, как в трубе, и особый гул в ушах. Летишь, как умираешь, и каждая клеточка твоего тела ликует и страшится одновременно. Никакой наркоты не надо. Большая скорость и есть наркота.

Летишь без руля и без ветрил и ждешь, что сейчас на полном ходу врежешься в слепящий свет, в угодья самого Господа, и закачаешься в невесомости. Никто так не ездил. Люди не знают про такое. Надо будет подарить им это знание. Если захотят, конечно.

По выходным Валентин приглашал гостей на дачу. Скучно без гостей. Приходили разнообразные артисты, веселые, красивые и богатые, между прочим. Многие совмещали основную профессию с бизнесом. Да и профессия кормила. Хороший артист стоил дорого.

В программу вечера входило: мясо кабана и прогулка на снегоходе. Валентин очень любил такие сборища. Радость жизни поднималась над столом, как запах жареного мяса.

Валентин находился на пике своего расцвета: бизнес катится, дети растут, особенно его радовала новая дочка. Мужчины вообще сходят с ума именно от дочек. В них сконцентрирована вся красота, нежность и беззащитность. И святость. На них хочется молиться и их защищать. Любоваться и надеяться. Мальчиков он тоже любил, но они все-таки сделаны из другого материала.

Вокруг друзья, и кто-то обязательно найдется с гитарой. Батарея бутылок и мясо дикого кабана, не считая закусок. Надо возблагодарить Бога и выпить.

Валентин выпил раз, еще раз и еще много-много раз.

Приехали цыгане – молодая пара, воспитанные, образованные люди. Никогда не скажешь, что цыгане, пока не запоют. А когда запоют, тогда и видно, что особые люди, заточенные на музыку. Другие национальности так не поют.

К концу вечера появилось звездное семейство Егоровых: папа, мама и дочь. Дочери – пятнадцать, школьница. Маме тридцать пять, выглядит на двадцать пять. А папа – седой и матерый,

народный и заслуженный, засмотренный в телевизоре и суперзнаменитый.

– А снегоход? – спросила школьница.

– Для снегохода поздно, – ответил Валентин. – Темно. Надо было раньше приезжать.

– Хочу снегоход… – заканючила девочка.

– Как папа скажет, – перевела стрелку мама.

– Ну ладно, – разрешил отец. – Только недолго.

Отец не в состоянии был отказать дочери. Не мог перед ней устоять.

Валентин поднялся. Решил сделать один круг. Вечернее поле под луной – тоже красиво. Небо как поле. И поле – пустынное, как небо. И светящийся объемный круг луны.

Цыгане спросили: есть ли лыжи? Лыжи, конечно, нашлись.

Все гости вывалились из дома на свежий воздух, выкатились этаким шумным шаром. Ни одного проходного лица. Каждый – многокаратный, как бриллиант. Валентин приглашал гостей – необязательно публичных. Мог затесаться и учитель, и врач, и массажист. Но это был первоклассный учитель и супермассажист. Валентин любил высоких профессионалов. Он находил смысл жизни в том, чтобы хорошо делать свое дело. Дойти до самой верхней планки. А иначе – бессмысленно.

Валентин вывел снегоход на лыжню. Сел за руль. Девочка в середину, мама – третья. Девочку и маму звали одинаково: Ольга. Видимо, муж любил жену и хотел почаще слышать ее имя.

Валентин включил мотор, и заснеженная земля ринулась под колеса.

– Потише, – попросила Ольга-старшая, но Валентин не подчинился. Ему захотелось скорости – той самой, запредельной. Где они еще получат такой адреналин, эти нежные, избалованные, парниковые…

Луна стояла полным кругом. Снег светился – то ли от луны, то ли от собственной белизны.

Валентин выжал педаль до конца. Снегоход устремился, как самолет на взлетной полосе, набирая ярость и отчаяние внутри себя. Сейчас взлетит, и – к луне.

Да, да, вот она – труба, серо-дымчатая, округлая. Вот оно – дребезжание, похожее на духовой оркестр, даже просачивается мелодия: марш «Прощание славянки». Сквозь дребезжание далекий крик: «Не на-а-адо, Валик, не на-а-а…»

Еще секунда – и экипаж врежется в слепящий свет и закачается в невесомости… И действительно: невесомость. Под животом снегохода – пустота, несколько тошнотворных секунд – и выключили свет. Черно и тихо. А потом не стало ничего – ни темноты, ни тишины. Вытащили вилку из розетки.

Пара цыган, Алексей и Маша, бежали на лыжах по проторенной лыжне. Снегоход оставил удобный след, не надо прокладывать новый.

След довел до обрыва и пропал. А где же снегоход? Ничего не понятно.

Они подошли к самому краю. Заглянули.

На уровне глаза, в отдалении, – верхушка мощной сосны. В ее ветках застрял снегоход. А три неподвижных тела раскиданы на дне обрыва, под сосной.

Снегоход покачивался в ветках, было страшно, что упадет. Тела лежали неподвижно, без всяких признаков жизни.