Короткое время бородатых
Шрифт:
И вправду, странно гляделся бы неряшливый человек в праздничной толпе, в сегодняшнем клубном зале. Его стены нежно-салатного цвета, казалось, раздвинулись. Светлее и выше стал потолок, может быть, потому что усеян он был нечастыми квадратами густого зеленого, голубого и алого цвета. И электрический свет ламп смешивал отблески этих ярких квадратов, и зыбкие акварельно-тонкие полутени окрашивали потолок. И он чем-то напоминал вечернее небо в пору белых ночей.
На стене, где чернели квадратные оконца кинобудки, властвовали голубые елки. Среди этих незатейливых елочек стояли изящные, словно балерины,
Андрей сидел недалеко от входа и, рассеянно балагуря с Володей и Наташей, чутко слушал каждое слова входящих. "О-го-го! - изумлялся кто-то. Дворец съездов. И Андрею делалось легко, он распрямился, радостно оглядывая зал и людей. "Придумают. Елки уж не могли похожие нарисовать, - хмыкал кто-то. - Стиляги". И он съеживался на стуле.
– Поздравляю, Андрей! - громче, чем надо бы, сказал вошедший Лихарь. Полная и окончательная победа! - воскликнул он, еще раз окинув взглядом зал, взмахом узкой, четырехпалой руки приглашая полюбоваться всех окружающих.
– Я, что ль, один, - сконфуженно забормотал окончательно счастливый Андрей. - Вот Славик, Володя. И Наташа с девчатами красили. Да мало ли кто?!
– Ну-ну, - понимающе кашлянул Лихарь и уже деловым тоном спросил: - А фойе успеем сделать?
– Постараемся, - облегченно вздохнул Андрей и совершенно успокоенно заговорил: - Только, знаете, Антон Антонович, фотоувеличитель нам надо, большой. Не достанете?
Они разговаривали о деле, пока не пришли командир с Григорием и не завели свою обычную песню.
– Я был сейчас в столярке. Станки на половую доску не настроены.
– Горе ты мое горькое! - схватился за голову Лихарь.
В ожидании начала трубно завели возле сцены:
– При-и-бежали в избу дети,
Второпях зовут отца-а...
И дурашливо пустился кто-то в пляс:
– Ах, тятя, тятя, наши сети
Ах, притащили мертвеца
Но погас свет, и заиграла музыка. Начался концерт.
Все было сегодня хорошо: и Славкин оркестр, и песни, и остальное. Даже "хохлячью песню" по просьбе Степана исполнили, "Червону руту". И танцевали весело. Правда, Андрею танцевать с Наташей почти не пришлось. Девушек было мало, и, когда очередной кавалер учтиво склонял голову, Андрей только руками разводил. И все время из танцующей толпы жердью торчала тощая фигура Лихаря.
Наконец Андрею стоять надоело, и он позвал Наташу.
Из клуба они шли деревянным тротуаром.
– Куда пойдем? - спросила Наташа.
– Куда-нибудь да по-ойдем, - сказал Андрей, стараясь окать по-наташиному.
– Не дразнись... Раз у нас так говорят, - серьезно и необиженно сказала Наташа.
– И не думаю дразнить. Мне нравится. Я сам хочу научиться, - он задрал голову и сказал в небо: - по-ойдем, хо-оро-шо, говорят.
– Поживи меж нас, и сам не заметишь, как научишься.
Так, не сходя с тротуара, они до школы добрались, потом вернулись назад.
– Наташа, - остановился вдруг Андрей. -
– Куда... Куда?
– Пошли, пошли, - торопил Андрей. - Пошли.
Лишь у самой тригонометрической вышки Наташа поняла.
– Ты чего? - охнула она. - Лезть хочешь?
– Конечно.
– С ума сошел! Ночью. Я и днем-то туда не лазила, боюсь.
– Ничего. Днем ерунда. А вот сейчас... Наташа, ну, не трусь. Полезли. Прошу тебя.
Наташа сдалась.
По лестницам они поднимались осторожно и потому долго. В темноте перекладины приходилось искать ощупью. Андрей уже было начал жалеть о затеянном. Казалось, не будет конца этому пути вверх и вверх, во тьму. Земля с ее редкими тусклыми огнями была уже далеко-далеко, а все новые и новые перекладины нащупывала рука.
Но вот серым квадратом обозначился люк. Они вылезли на площадку. Встали и замерли.
Было тихо и очень звездно. Конечно, и там, внизу, еще несколько минут назад на них глядело августовское звездное небо. Но здесь, над землей, над тайгой, в вышине бродили туманные отблески небесного полыхания. И оттого было светло. Светло... И немного страшно. Потому что вокруг лежала не родная земля, а чужой, хоть и прекрасный, но мертвый мир, не тронутый теплым человечьим дыханием.
Андрей обнял Наташу, почувствовал, что она вздрагивает. "Замерзла?" шепнул он. - "Немножко". Он прижался теснее.
Чей-то говор послышался внизу, у подножия вышки. Площадка стала легко вздрагивать в такт шагающим по лестнице людям.
– Надо предупредить, - быстро шепнула Наташа. - А то испугаются, упадут еще.
– Кто там? - в голос сказал Андрей. - Мы - люди.
– Мы тоже с планеты Земля, - отозвалась Зоя. - Мы с Иваном.
Они, наверное, и до середины не добрались, когда подошли Славик, Григорий и Володя.
– Вперед! - заорал Славик. - В космос! К звездам! Ну, Заяц, погоди, я тебя и там достану!
– И ты туда же? - спросил Григория Володя.
– Конечно. Пошли, мариман, не трусь.
– Связал меня черт веревочкой с некоторыми, - сокрушенно проговорил Володя.
А наверху, на площадке, Наташа повернулась лицом к Андрею и, почти касаясь губами его лица, зашептала:
– Я тебе сейчас скажу... скажу. А ты мне потом ничего не говори. Ни сейчас, ни потом... Ладно? Я тебя очень прошу. Мы скоро разъедемся. И не надо никаких слов говорить, никаких обещаний. Вот мы разъедемся и поймем. Ведь не война сейчас. Ты знаешь, где я живу, а я - где ты. Разъедемся, и тогда все решится. Если забудешь на другой день, что ж... Тогда... Тогда останется для нас нынешнее лето, как светлый наш денечек в молодости. А я... Я до смерти тебя не забуду.
Она глядела на Андрея широко раскрытыми, будто испуганными глазами. Видно, и впрямь запоминала его накрепко, чтобы никогда не забыть.
Площадка была просторной, и все, конечно, уместились.
– Да-а, - сказал Володя. - Занес черт. Рухнет вот сейчас.
– Есть надо меньше, - завелся было Славик.
Но Зоя его остановила.
– Не надо, ребята. Это же как в космосе... Ведь больше такого не будет в жизни. Понимаете, в жизни...
Может быть, и в самом деле стоял тот час, который выпадает человеку раз в жизни.