Короткое время бородатых
Шрифт:
Но незнакомое дело просто лишь в чужих руках да на языке.
То брус кривой - не положишь же его - надо прямить, делая надрезы с выпуклой стороны. Но сколько? И как глубоко, чтобы он не "ослаб", надрезанный? То вдруг окажется, что такой на вид красивый, хорошо размеченный и - о, счастье! - аккуратно вырубленный шип не годится, в сторону смещен. А намного подтесывать его нельзя: из шипа получится "пшик" и тогда начинай все сначала. То незаметно для глаза начнет стена "заваливать"
А тут еще этот проклятый дождь, и сапоги - склизь несусветная, того и гляди вместе с брусом брякнешься.
– Одурел ты, Андрюха, - шипел Славик. - Здесь шип нужен, - и ядовито: Может, ты умеешь два паза вместе скреплять, тогда я извиняюсь. Прошу, - и освободил место.
– Хватит, ну тебя к черту с остроумием...
– Ничего что-то не выходит. Парни уже по второму венцу кладут...
– Спокойно, не психовать.
– Бугор, иди-ка сюда. Разберись с этой клеенкой. Уводит в сторону угол, и все.
– Подождите, сейчас.
Лихарь из-за спины спросил:
– Кто, кого, куда уводит?
Андрей обернулся. Лицо Антона Антоновича было мокрым, мокрой была и рука, которую протянул он Андрею:
– Здравствуй, - и громче, для всех: - Общий привет, молодежь! - И снова к Андрею: - Так в чем дело?
– Угол уводит, Антон Антонович...
Лихарь глянул вдоль торца стены, надвинул поглубже фуражку, сказал:
– Брус кривой. Маловато выпрямили. И вот здесь подтесать маленько надо. Снимаем. Ну-ка, раз-два... Еще один рез сделаем. А ты, Слава, пока заготавливай на следующий венец. Только попрямее выбирай.
– Черт их разберет, - обиженно прогудел Славик. - Они вроде все прямые.
– А ты вот так... - Лихарь припал к земле, почти лег возле штабеля брусьев, удерживаясь лишь на руках, прикрыл один глаз.
– Вот так... В торец ему глазом стрельни, и сразу видно.
Славик послушно опустился на землю и, убрав со лба космы, долго глядел одним глазом на брус, словно прицеливался.
– Андрей, пилу, - командовал Лихарь.
– Скоба, "Дружба" у тебя? Да ты оглох, что ли?!
– Видимо, у меня.
– Видимо, невидимо... Этого хохла я скоро драть буду, - угрюмо пообещал Славик. - Обрати внимание, бугор! Он все утянул. И пилу, и дрель.
– Пороть хохла!
– Он просто хозяйственный...
– Пороть хозяйственных!
– Поро-о-оть!
Лихарь смеялся, закидывая назад маленькую головку в щегольской кожаной фуражечке. А взяв топор, лежащий подле стены, тотчас сморщился. Подбросив его, на лету перехватил поудобнее длинной четверней беспалой руки.
Андрей, понимая, что Лихарю держать топор искалеченной рукой неловко, попросил:
– Давайте
Но Лихарь будто и не слышал, легко махал топором: ровная тонкая щепа валилась в сторону.
– Ложим, - сказал он, поднимая брус, и закричал: - Бригадир! Иди сюда, с топором.
Когда Володя подошел, Лихарь взял его топор, недовольно чмокнул губами, спросил:
– Плотничал?
– Приходилось.
– По топору видно. Но ты же - бригадир. Почему у ребят не топоры, а колуны?
– Понимаете, Антон Антонович, - замялся Володя, - как работали на лесоповале, так и...
– Ясно, - оборвал его Лихарь. - Покажи людям, пусть переделают. Это же мучение, и точности никакой.
– Давай, Андрей, следующий брус. Славик, готово?
– Момент.
– А ты с метром не суетись, - Лихарь присел рядом. - Тебе, веришь ли, всякий брус приходится метром мусолить. А ты шаблончик сделай. - Лихарь вытащил из кармана толстый, чуть не в руку, плотницкий карандаш и вычертил на листе толи шаблон, тут же топором его аккуратно вырезал.
– Оп-ля! - обрадовался он. - Весело и красиво. Приложил и - фьють. Лихарь засмеялся. - Понял?
– Ага.
– Ну, поехали.
Новый брус лег ровно.
– Ладно, - подал Лихарь Андрею топор, - передаю эстафету боевой, трудовой и прочей славы. Не уроните.
И пошел вдоль стен, высокий, сутулый.
– Сейчас мы этим чертям покажем, - обрадовался Славик. - Чуть-чуть на меня. И еще чуть-чуть. Давай сверли, - и криком бригадиру: - Бугор, у тебя знамя есть?
– Какое еще знамя?
– Красное, конечно, переходящее. С надписью: "Самому лучшему строителю".
– Нету.
– Пойду сегодня командиру жаловаться. Должна же страна знать своих героев. Пусть меня флажком отметят.
– У кого сверлилка?
– Что ты его обухом гладишь, смотреть тошно. Ахни разок посильней.
– Видимо, бугор, придется так и оставить.
– Переверни. Внутренняя сторона будет штукатуриться.
– Ты смо-отри... Какая красота! Бугор! Иди полюбуйся.
– Сам приду полюбуюсь! Я не бугор, я живо порядок наведу, бракоделы.
А дождь все сыпал и сыпал, и мокрое топорище скользило, норовило вырваться из руки. Сухим был лишь мох, которым прокладывали стены, заботливо прикрытый куском толи.
– Парни, гляди, какие невесты пошли!
– Где?
– Вон, у столовой!
– В синем плаще - ножки! Я тебе дам!
– Э-зх, хоть поговорить за жизнь да за женщин.
– А откуда эти подруги?
– Тю! Не знаешь? Три дня как приехали. Из Куйбышева. Я уже познакомился. Окончили школу. Всем классом собрались в Сибирь. Все хвостом в сторону, а они плюнули и вдвоем приехали.