Кошачий король Гаваны
Шрифт:
– Это… мамина записная книжка?
– Она просила позвонить, когда ты будешь готов. – Отец наконец нашел нужную страницу и, придерживая ее большим пальцем, принялся набирать номер.
– О чем ты? И кому звонишь?
– Твоей тете Хуаните, – ответил отец. – В Гавану.
– Э… – Как-то все очень быстро закрутилось. – Не уверен, что мне есть что сказать…
– Алло? Алло? – громко заговорил отец по-английски, что ему хорошо удавалось, невзирая на немецкий акцент. Вы меня слышите? ВЫ МЕНЯ СЛЫШИТЕ? Это Рудольф Хан из Нью-Йорка. Да, НЬЮ-ЙОРКА. Могу я поговорить с Хуанитой? С ХУАНИТОЙ? – Отец
Я взял телефон так, как некоторые берут образчик ленточного червя для изучения. Трогать не хочется, но отказаться грубо.
– Алло?
– Si? Qui'en e’? Que quiere? [1] – затараторил женский голос на испанском. – Если вам нужен Йосвани, он на улице.
Я с трудом разбирал поток слов. Со смерти мамы мой испанский подзаржавел, а она специально учила меня говорить на чистом кастеллано. В трубке трещало, слова сливались и запинались друг об друга, словно туристы на Таймс-сквер.
1
Да? Кто это? Что вам нужно?
– Э, я Рик. Из Нью-Йорка. Сын Марии Гутьеррес Пены. На том конце повисло молчание, даже треск, кажется, притих. В какой-то момент мне показалось, что связь оборвалась.
– Рик? – наконец переспросила женщина дрожащим голосом. – Это ты, сынок? Правда?
– Тетя Хуанита? Как поживаете?
Надеюсь, прозвучало не слишком безлико. Я об этой тете Хуаните впервые слышал.
– Я уже и не думала услышать твой голос, – сказала она. – Так похож на голос Марии в молодости.
– О. – У меня девчоночий голос. Отлично.
– Погоди, я скажу Йосвани. Он не поверит, что звонил его кузен из Нью-Йорка.
Значит, у меня есть кузен.
– Я тоже рад вас слышать.
– Ты должен приехать повидаться с семьей. У нас есть для тебя комната. Горячая вода, ванная, лифт. – Похоже, последним она особенно гордилась.
– Отлично. – Вряд ли у них есть широкополосная передача.
– И цветной телевизор, – добавила она.
Точно нет.
– Свежие фрукты на завтрак: гуайява, плантано, папайя. О, а еще хлеб с сыром и ветчиной.
Картинка начала складываться довольно зловещая. Можно обойтись без яичницы, бекона и блинчиков с черникой, но когда хлеб с сыром и ветчиной указывается в качестве бонуса, пора бежать.
Вот в чем дело: в моей семье Куба была запрещенной темой, и, конечно, я всегда мечтал туда поехать. Каждый раз, как мама металась по гостиной, осыпая бранью очередной поступок Фиделя: «Ноги нашей там не будет, пока этот сукин сын жив!», – я втайне надеялся, что съезжу туда при первой же возможности. Но после смерти мамы мне эта мысль и в голову не приходила. Словно остров потерял всю свою привлекательность, раз больше некому было запрещать поездку.
Или я просто не был готов отправиться туда, где все напоминало бы о маме.
В любом случае, я пока не мог брать на себя такие обязательства. Поэтому поступил так, как всегда делал в подобных ситуациях:
– Звучит заманчиво, тетя. Я правда хотел бы приехать.
– Да? Мы были бы рады повидаться.
– Я
– Конечно, милый. Я так рада, что ты позвонил!
Большинство ребят, когда взрослые просят их о чем-то неприятном, отказываются, устраивают скандал, но в итоге им все равно приходится это делать. Есть иной выход. Улыбнуться, кивнуть и ничего не сделать.
То есть ну правда, дядя Отто и сам прекрасно может постричь газон, и нечего устраивать показательный урок племяннику с целью привить уважение к честному труду (особенно если упомянутый племянник уже зарабатывает на кошачьем видео).
Повесив трубку, я пошел монтировать видео месяца для сайта. Весенняя экстравагантная котофестация больше не могла ждать.
Глава 3
Танцующая машина
Я провел пять недель в начальной группе «Чевере». Хотелось бы сказать, что игра на конге, ежедневные упражнения и упорство помогли мне продвинуться быстрее, чем остальным, но четверо других парней выпустились первыми. Одержимость сальсой лишь отчасти компенсировала годы иной одержимости – не поднимать задницу с дивана. И все же было приятно впервые не оказаться в числе последних.
Я мог выполнять базовые шаги, не сбиваясь с такта, сам или с партнершей. Выучил внутренний поворот, эксибелу и сетенту – парное движение, которое с виду казалось беспорядочными махами руками, но вскоре стало второй натурой. Мы с партнершей кружили друг рядом с другом в уже более-менее внятном танце.
Пришла пора ходить по клубам.
Грегуар говорил об этом на каждом занятии:
– Вы должны выходить отсюда и танцевать! Сальсе в зале не научишься.
Своеобразное заявление от учителя, но Ана его поддержала:
– Школа учит вас движениям, но здесь девушки знают, что следует дальше, и продолжат, даже если вы облажались. В клубе партнерши понятия не имеют, о чем вы думаете. Делать все строго по правилам? Забейте и импровизируйте.
Перспектива такая же приятная, как сунуть руку в мусорный бак. Но когда Ана написала мне, мол, через пару дней все идут в «Уайт Хэмстер», я не смог остаться дома.
«Хэмстер» – самый маленький бар в Хьюстоне. Кирпичные стены, дешевая мебель и еще более дешевое пиво. Судя по тому, как вышибала на входе недоверчиво поднял бровь, глядя на мое поддельное удостоверение, пытаться ловить удачу у бара не стоит. Из динамиков неслась тимба, современная кубинская форма сальсы. Воздух был горячим и влажным. Толпа наполовину состояла из наших учеников, а наполовину из латиноамериканцев, выполняющих незнакомые мне движения.
– Кубинцев совсем немного, – пояснила Ана, когда я подошел к ее столику. – Тут в основном исполняют пуэрториканскую, венесуэльскую, колумбийскую и доминиканскую сальсу.
Не успели мы перекинуться и парой фраз, как к столу подскочил мощный темнокожий парень в ярко-красной бандане и подал Ане руку. Она улыбнулась и пошла с ним, крикнув на прощание:
– Давай, парень!
Минуту я смотрел на них. Невзирая на внушительные размеры, парень танцевал на удивление плавно и ловко. В конце концов я собрался с духом, глубоко вздохнул и отправился на поиски партнерши.