Кошка Белого Графа
Шрифт:
Так мы и гоняли пса, доставая то сверху, то снизу, а он разевал свою жуткую малиновую пасть, ронял слюну и клацал зубами. В крови у меня мешались азарт и ужас – это была опасная игра! Раз бульдожьи клыки щелкнули у самого моего уха. Потом Грыз загнал Кавалера под диван, и оттуда донесся такой пронзительный вопль, что у меня шерсть встала дыбом.
Через секунду кот вырвался – с виду невредимый, только драгоценная бархатка исчезла с шеи. Но было ясно, что с бульдогом нам не сладить.
Я огляделась. Напротив моего дивана на цветочном
И очень мудро с его стороны было оставить рядом с собой местечко для кошки.
Вспрыгивая на постамент, я чуть не сорвалась – под лапу попала прядь длинной на груди шерсти. Моей же собственной!
Крикнула Кавалеру:
– Гони его сюда!
Грыз тоже это слышал. Но если я ни слова не разбираю в его рычании и лае, верно, и он не разумеет по-кошачьи?
Кот метнулся к постаменту, бульдог – за ним, и я столкнула философа с сияющих высот мудрости.
Философ ударил Грыза по плечу, упал на пол и раскололся.
Пес бросился наутек.
Наша схватка показалась мне вечностью, но на самом деле прошло всего несколько минут, и на тарарам, который мы подняли, наконец прибежали люди. С руганью, криками «Ату!» и чем-то длинным и хлестким в руках. Я не разбиралась и не присматривалась, а улепетывала во все лопатки, как и надлежит кошке, застигнутой за безобра- зием.
Бежала, пока крики за спиной не стихли, а коридоры не опустели, пока не показалось, что сердце сейчас разорвется от бешеного стука. Остановилась, забилась за какую-то то ли портьеру, то ли шпалеру и долго сидела, приходя в себя. Лапы были как студень, в голове стоял шум, под грудиной все тряслось мелкой дрожью.
Видимо, меня занесло в отдаленную часть дворца. Коридоры здесь были уже, стены затканы не цветами и виноградом, а скромным травяным покровом.
Из всех коридоров я выбрала самый широкий. Он привел в небольшой круглый зал с запертыми дверьми. Дальше хода не было. Оставалось вернуться назад и попробовать другой путь.
Тут раздались спорые шаги. Прямо на меня стремительно шел молодой светловолосый мужчина в легкой котиковой шубе, надетой поверх богатых одежд. За ним поспешал пожилой человек, должно быть, слуга, хоть и не в ливрее, пытаясь набросить на плечи идущему другую шубу, песцовую. Молодой отмахивался от него, не глядя, как от мухи.
– Отстань! Некогда! Мне надо…
Он сбился с шага, рванул ворот, и глаза его на миг вспыхнули синим огнем.
Я притихла у стены, не зная, что лучше – бежать или проявить выдержку? Может, эти двое выведут меня, куда нужно?..
– Снежная кошка, – молодой криво усмехнулся. – Надо же.
Лицо его было пепельно-бледным, на лбу и висках блестела испарина.
Уф, прошел мимо!
Поежился, на ходу обернулся к своему спутнику и выхватил у него шубу:
–
Он направился к одной из дверей круглого зала, и дверь, вся в завитках вьюнов, распахнулась перед ним сама, явив всепоглощающую черноту, а потом, очень медленно, закрылась. Я успела увидеть, как человек идет, и при его приближении вспыхивают огни, превращая зловещую черноту в обычный дворцовый коридор.
Можно было проскочить следом. Но сил еще на одно приключение не осталось…
Пожилой слуга тяжело вздохнул и побрел обратно. Я пристроилась за ним.
Когда мы выбрались в оживленную часть дворца, к моему проводнику бросились двое в серо-голубых придворных мундирах.
– Где он? Что сказал?
– В храм пошел, – ворчливо отозвался слуга.
– И ты его отпустил? Одного?!
– Я, благородные господа, его величеству не сторож и не начальник! В другой раз сами попробуйте не пустить.
Слуга обошел придворных и двинулся по своим делам.
А я встала у стеночки с открытым ртом, пытаясь соотнести болезненное лицо, которое видела четверть часа назад, с портретами, висящими у нас в ратуше, и в гимназии, и в купеческом собрании, и в театре, и в парадных залах богатых домов – да всюду! С гравюрами в газетах, с ночными кошмарами Камелии…
Молодого короля всегда изображали писаным красавцем – с золотыми кудрями, с ликом гордым, величавым, как и подобает величеству, однако благожелательным.
В жизни волосы у Альрика оказались пепельно-русыми и прямыми, черты вполне правильными и в общем приятными, но он из тех, про кого говорят: ни рыба ни мясо.
Тот же Даниш гораздо интереснее. Весь цельный, такой как надо, безо всяких «но», «вполне» и «в общем». Рыжина и веснушки, что бы ни говорила Кайса, очень ему шли. Еще бы поступал как приличный человек, а не как интриган и шельма…
Мысли снова вернулись к королю Альрику. В нем чувствовалась загадка. Но не та, которую хочется разгадать во что бы то ни стало, а та, от которой лучше держаться подальше. Он был… словно одержимый – вот верное слово.
Бедная Камелия!
Глава 14,
полная дворцовых тайн
Есть такое выражение: «Сила кипит в крови». Альрик знал, каково это, помнил по прежней жизни, по легкой власти над родной стихией.
Сейчас же сила не горячила ему кровь, а выстужала.
Он не мерз на холоде, как мерзнут обычные люди и как сам он мерз прежде, но тело все время пробирал озноб, словно при болезни. Особенно во дворце, в обители лета… Не помогали ни меха, ни телогреи. Магия, заключенная в древних стенах, и его собственный врожденный дар как будто противились тому новому, что он нес в себе. Это новое душило, жгло ледяным огнем, требуя выхода, но, когда Альрик пытался приложить его к делу, не слушалось и рвалось из рук.