Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
– Как «Пересвет»? Который умер…
– Да.
– Фиолет плакал по нему как по живому существу.
– Он и был разумным существом, – сказала Ландыш, всматриваясь в лицо Ивы. Она что-то думала о ней, но что? Она о том не говорила.
– Ты смотришь на меня так, как будто боишься сказать мне о том, что я некрасивая, что я тут чужеродная и тебе не нравлюсь? – выпалила ей Ива.
– Да с чего это? – удивилась Ландыш, но тут Вика взяла её за руку, и Ландыш примолкла.
– Ты очень красивая, Ива, – сказала очень ласково Вика. Она по-матерински погладила её волосы. – Нежная, чудесная девочка, спасшая нашего Фиолета. А наша Ландыш такая же маленькая девочка, как и ты. Она будет твоей подругой. Да, Ландыш?
– Конечно! – ответила Ландыш, –
– Хотя у вас есть мужья, а одна из вас и сама стала мамой, вы пока маленькие девочки, – протяжно напевала Вика, растягивая слова как и Ландыш.
– Какая же ты маленькая! Вся беленькая и хрупкая как снежинка. Да. Вика? – трудно было понять, является оценка Ландыш похвалой или же проявлением жалости.
Отворилась панель отсека, куда и поместили Иву. Это был её личный жилой отсек, как сказала ей Вика. В открытом проёме возник Фиолет. Это был он и не он. Это было видение из Храма Ночной Звезды. На нём блестел и облегал его серебристый, чуть голубоватый наряд. Бороды не было, поэтому он опять напоминал лицом мальчика на пороге перехода к мужественности. Бледный, как и тогда, когда не верилось в то, что в его жилах живая красная кровь. Отличие было в одном. Его глаза встретились не с глазами Ивы, а с глазами такой же бледной и глазастой Ландыш. И только потом он устремился к Иве.
– Моя Белая Уточка, моя девочка! – прошептал он, вставая на колени перед её постелью, так как присесть ему было некуда. – Наконец-то я вижу твои осмысленные глаза. Он спрятал лицо на её груди, на белой тонкой рубашечке. Она гладила его чудесные волосы. Ландыш таращилась так, что казалась одной из диковинок, которые Ива видела в столичной витрине. Неживой девушкой из белейшей керамики, которую выставили ради показа украшений, навесив их на неё. Глаза казались стеклянными и застывшими. В них не было мыслей, но ясно читалось её безмерное удивление на то, что у окружающих её людей есть чувства, в которых ей самой отказано отчего-то. Ива, вроде бы, и не смотрела на Ландыш, но видела её и понимала одно, – Ландыш не любит того, от кого у неё родилась дочка. Иначе бы милования Ивы и Фиолета не были бы для неё неким откровением из мира, для неё полностью закрытого.
Вика встала первая и увела Ландыш. Та подчинилась, так и оставаясь в состоянии сомнамбулы.
– Ты скучал? – спросила Ива.
– Конечно, – он потёрся о неё носом. – Скоро ты начнёшь заниматься в особом нашем зале, тренировать свои несколько атрофированные мышцы. Ты даже не представляешь, как я счастлив, что сумел отплатить тебе за все твои страдания, что ты терпела из-за меня.
– Какие страдания? – удивилась Ива, – о чём ты говоришь, милый? Разве мы не были счастливы?
– Конечно, были. Но теперь ты начнёшь новую жизнь.
– Мы начнём новую жизнь.
– Мы, – повторил Фиолет.
– Почему Ландыш такая странная? – спросила Ива.
– Наверное, от того, что совсем недавно пережила роды. А теперь она волнуется за свою малышку. Ведь только представь, когда каждый день каждого из нас может стать последним. Чужой мир, а Родина там же, наверное, где и мир твоих предков, о котором ты мне рассказывала. Вроде бы, и нет его нигде. Одно дело заботиться только о собственном выживании, живёшь ли, или уже обречён сгинуть в любой последующий день, а если рядом тот, кто беспомощен и только ты его шанс на дальнейшую жизнь?
– Ты говоришь о себе?
– Мы же говорим о Ландыш.
– Чего можно опасаться в таком волшебном дворце, как тот, где мы теперь живём?
– Да чего угодно. Это же машина, Ива. Очень сложная и тончайшая машина, пусть и разумная. Все её процессы надо отслеживать ежеминутно. Для чего мы с ребятами тут и дежурим. Если и она умрёт, мы навсегда тут застрянем. Ты забыла об участи «Пересвета»?
– Ты боишься остаться тут навсегда со мною?
– Я уже нет. А другие? Они очень хотят вернуться на Родину.
Старый
Капа взглянул на Вяза и ничего не понял. Лицо Вяза имело землисто-бледный оттенок, глаза смотрели так, как будто старый ослеп. На его чёрном искристом одеянии не было «Ока Создателя».
– «Око»…. Создателя… – прошептал он, как прошипел.
– Как? Где? – удивился Капа, – где он может быть как не в твоём тайнике? – Капа решил, что Вяз окончательно обессилел и не смог сдвинуть кресло со своего места. Но Вяз загородил ему дорогу.
– Там пусто, – сказал он.
Капа бросился в Храм, пока ещё закрытый для народа. Он влетел в придел и увидел валяющееся кресло. Старый маг уронил его на бок. Или скорее бросил, поскольку спинка деревянного кресла была надломлена. Чтобы так сломать дорогое изделие, надо было грохнуть его об пол с немалой силой. Капа, холодея от страшного предчувствия, встал на колени, сунул руку в тайник. Там не было ничего, кроме пыли. Он долго возил там сначала одной рукой, потом другой. Но там было пусто.
– Это моя погибель, – тихо сказал Вяз, стоя позади. – За исчезновение из Храма Ночной Звезды «Ока Создателя» полагается смерть. За это топят в океане. И должность мага не значит ничего.
– Но… – Капа не находил слов, – это же воры, а не мы! Нам-то зачем похищать у себя самих собственную жизнь!
– Никого не будут интересовать детали. Конечно, «Око» будут искать и, скорее всего, найдут, как было не раз в других Храмах. «Око» обладает магической силой и никогда не приносит счастья похитителю. Оно неизбежно себя обнаруживает. Но мага приговаривают сразу, а вора могут искать и годами. Поэтому, чтобы тебя не тронули, я возьму вину на себя. А ты уходи сейчас. Тебя уже не оставят в Храме, осквернённым воровством «Ока Создателя». Они скажут, что вор всего лишь знак того, что служители Храма неугодны Создателю. Только затаись где-нибудь. Не вздумай прятаться на своём этаже в столице. Если я знаю, что ты грешил мелкими хищениями, растаскивая храмовую сокровищницу, то в КСОРе и подавно всё знают и обо всех. Но если такие шалости прощают, поскольку только маг и знает, сколько на самом деле у него хранится сокровищ, и только он составляет перепись и отчётность о том, сколько и чего там есть, то «Око Создателя» всякого Храма – это ценность самого Совета. Я давно уж сокрыл все твои грешки по присвоению части тех ценностей, что были привезены из заречного Храма. Я всегда потакал тебе, жалея тебя за сиротство и обездоленность, но, Капа, сокрыть пропажу «Ока Создателя» невозможно!
– Ты с ума сошёл, старый! Если я уйду, на меня и подумают! Куда я уйду?
– Неважно, что они подумают. От имени нерушимого Закона приговорят и тебя и меня к утоплению. А их соображения к нашим с тобой жизням уже не будут иметь никакого отношения. Соображать они будут только по поводу того, как вернуть похищенное «Око Создателя».
Вяз был поразительно спокоен, а Капу била крупная дрожь. Но спокойствие было обманным. Вяз пошатнулся, и Капа быстро поднял поломанное кресло и усадил старика сам.