Космическая шкатулка Ирис
Шрифт:
– Ты знаешь о небесных машинах? – Фиолет резко развернулся в сторону Капы, – откуда?
– Оттуда. Меня мой отец Золототысячник поднимал к небу на такой же машине. Мой отец такой же небесный бродяга, как и ты. Так что и не шифруйся. Я многое о тебе понял. Я даже нашёл место, где ты и оставил свою летучую машину. На берегу реки в поле, куда никто и не ходит. Там же топко. Но в таких ботиночках, как я понимаю, ты не завязнешь нигде. Если тебе надо, они тебя и над поверхностью пронесут. У моего отца точно такие же. Я спрашивал об их свойствах. Он мне объяснял. Не таился. Всё равно же мне их взять неоткуда. А расскажи я кому, то кто ж поверит. Я маг, и людям говорить нелепости права не имею.
– Золототысячник? У нас нет человека с таким именем, – ответил Фиолет.
– Может, среди своих у него и другое имя. Мне оно неизвестно.
–
– Огромный, если по росту. И вообще мужчина мощный. Много выше тебя и даже меня. Череп лысый, а борода густая и рыжеватая.
– Кук! – воскликнул Фиолет. – Вот кто подлинная загадка для всех нас.
На самой окраине посёлка Ива долго обнималась с Фиолетом, не желая с ним расставаться. Она уже знала, что он не был ни её сном, ни её видением. Он существует в реальности. Ведь и Капа его видел.
– Пройду потом твоим огородом к аэролёту, – сказал Фиолет.
– А если кто его увидел? Как же ты оставил его так далеко? – спросила она.
– Не увидит никто. Я включил режим невидимости, – ответил он. Она уже знала, что такое режим невидимости. Она всё вспомнила о «Пересвете».
– Как бы я хотела хотя бы раз полетать на такой вот машине, – сказала Ива. – С тобою над облаками. Как в моих снах было.
– Да зачем тебе он и его машина? – опять встрял Капа. – Куда он тебя завезёт, разве ты знаешь? Ни он сам, ни его сотоварищи тут жить не останутся. Так что и не пробуй ты на вкус их чужой мир, а то на всю жизнь уже отравишься. Выходи ты замуж за своего друга Светлого Потока. Чтобы и я уже окончательно к тебе увял как к той, кто для меня несбыточная мечта. А я уже не мальчик, чтобы мечтать. Да и ты не прежняя девочка, балующаяся в Храме Ночной Звезды со своим дружком Ручейком. Помнишь, как вы с ним обманывали старого Вяза? Я всегда видел ваши хитрости, но жалел тебя. Не хотел, чтобы тебя отругали. – Капа тянул её за руку к себе. – Отпусти ты его! Не терзай ни его, ни себя. С ним же не сложилось. И уже не сложится.
– Разве у нас была такая возможность, чтобы хоть что-то у нас сложилось? Фиолет! – она пихала Капу, – Не улетай один! Я с тобой хочу! У меня такое чувство, что я знала тебя всю жизнь и прожила её с тобою…
– Это был твой бред, – рассудительно убеждал Капа, оттесняя девушку от нерешительного Фиолета. – Да улетай ты, недоумок небесный! – заорал на него Капа. – Или опять сшибёшь меня с ног? Я давно ей не опасен. Я давно стал другим человеком. Я посвящён в маги. Хватит уже тебе зажёвывать её судьбу! Раз не вышло, так и не выйдет никогда у вас с нею общей судьбы! А то я твоему начальнику Золототысячнику дам знать о твоих полётах к чужим невестам. Не ломай её жизнь и её психику, – сказал он совсем спокойно и повелительно, как привык общаться со всеми людьми, считая себя самым лучшим из магов континента. Пусть недоброжелатели и завистники так не считали. Он знал себе истинную цену.
– До чего же простодушные люди тут обитают. Каждый считает себя вправе влезать в чужую жизнь, – сказал Фиолет, ни к кому не обращаясь.
– Чужой жизни не бывает. Жизнь у нас общая. Одна на всех, – назидательно промолвил на это Капа, ставший достойным и выдержанным магом, или мнящий себя таковым. И Фиолет пошёл в противоположную сторону от него и Ивы. Пошёл быстро и вскоре растворился в темноте. Ива заплакала и прижалась к груди высокого ростом Капы, принимая его правоту. Не понимая ни себя, ни поведения Фиолета.
С некоторых пор Радослав пристрастился к поездкам к Андрею Скворцову на его континент. Ландыш на долгие дни оставалась предоставленной самой себе. Вика не желала расставаться с малышкой Виталиной, скучая без Кука, вечного скитальца по неведомым местам и прочим важным делам. Алёшка был не в счёт. По сути, Вика завладела ребёнком на правах матери при старшей ново обретённой дочери Ландыш в придачу. Ландыш и не очень сопротивлялась узурпации её материнских прав врачом звездолета Вероникой. Она была охвачена чем-то своим и глубоко-тайным от всех прочих, до времени. Отсутствие Радослава её мало тревожило. А сам он и вовсе забывал о своей юной жене, как оказывался у Андрея.
Огромный континент открывал его взору свои малозаселённые пространства, вечно зелёные леса, реки со множеством водопадов, равнины, населённые тихим, несуетливым и необычным народом. Андрей жил довольно обособленно. Его дом располагался на возвышенности,
Юную жену Ландыш мало занимал сам факт того, что муж где-то скитается среди скопища непонятных златолицых людей, поскольку для неё самой и окружающие её белолицые люди их континента, почти не отличимые от неё самой и от прочих землян, были также не очень и понятны. Цвет кожи, отсутствие или наличие бород мало что и значило для целей постижения тайн их коллективной души, а также душ сугубо индивидуальных. Она была занята своими жизненными экспериментами.
Итак, покидая вручённую ему на вечное хранение Пелагеей жену, он не испытывал никаких особых угрызений совести. Между всеми землянами существовала бесперебойная связь, малышка Виталина всегда под присмотром опытной мамаши и врача Вероники, сама Ландыш взрослая и себе хозяйка. Никаких выяснений она не выкатывала никогда, давая ему любую свободу, предполагая, что и ей даровано то же самое.
Совершенно бестрепетно созерцая златолицую Лоту – лёгкую и тихую, как в минуты отдыха, так и в её таких же тихих хлопотах, он думал вовсе не о ней. И не о покинутой на другом континенте Ландыш. Странность его путешествий к Скворцову, принадлежащему не к говорливой породе, заключалась в том, о чём и невозможно было никому поведать. Даже Куку, некогда посвящённому в эту тайну, но, похоже, прочно её забывшему. Во время его, безнравственных для человека семейного, ночёвок на континенте златолицых, в пригожем и простом одновременно доме Андрея и его Лотоса, Радослава опять стала посещать Нэя.
Нэя, оставшаяся в его памяти навсегда связанной с Паралеей, хотя она долго жила и в других местах, и Нэя призрачная не были похожими. Прежней Нэи уже не было нигде. Она и не могла быть прежней. Стать прежней означало одно из двух. Простить Рудольфа Венда и полюбить заново Радослава Пана. Ни того, ни другого она сделать не могла. Рудольфа Венда уже не было. А Радослав Пан был ей чужим. Он и сам не нуждался в её любви. Он получил то, к чему и стремился всю жизнь. Одиночество.
То самое его состояние, которого лишали его женщины, незваными приходящие в его личное пространство и всегда обустраивающие его под себя. То самое состояние, что он испытал лишь однажды, стоя на смотровой площадке околоземного спутника Борей. Совершенно один. Наедине с Космосом, вне Земли, вне её атмосферы, вне её соблазнов. На самом пороге своего взросления. Когда и подошла маленькая женщина Пелагея и нарушила его гармоничную внутреннюю Вселенную, тронув за руку.