Космонавт № 34. От лучины до пришельцев
Шрифт:
Интересно, что запахи концентрируются в волосах. Даже если ты уже вроде притерпелся к запахам в станции. И вдруг случайно ткнулся носом в шевелюру товарища. То тебе бьют в нос эти запахи. А смесь запахов там жуткая. Запахи горелой пластмассы, горелой резины, от пищи, от остатков, от чего-то пролитого. В общем, запахов хватает. Но каждый ощущает их по-разному. Например, космическая туристка Ануша писала, что в космосе пахнет горелым печеньем. Очень романтическая трактовка! По-моему, скорее уж горелой изолентой, чем печеньем.
И когда на Землю возвращаешься, люк открываешь –
Личное дело
Семидесятые годы… Дело шло к первому полету, к первой работе в космосе. Я был идейный, честный, с книжными представлениями о жизни. Подошел мой час лететь в космос. И тут я едва сам себя не выгнал из космонавтов. Моя первая жена – Нина Викторовна, И вот я решил, что все равно у нас с женой совместная жизнь не ладится, и если я слетаю в космос, а потом подам на развод, скажут: «Когда он был инженером, ему жена подходила, а стал космонавтом – подавай ему артистку!»
Незадолго до полета я подал на развод, мы развелись. Я это, естественно, вписал в анкету… И началось. Страшнее было, только когда мы с братом в оккупированной деревне ждали смерти. Собралась партгруппа – все коллеги, все должны лететь в космос. Многих из них я считал друзьями. Я думал, они собрались, чтобы помочь мне, чтобы меня из-за развода не выгнали из космонавтов. И какое же было изумление, когда никто ничего хорошего обо мне не сказал!
Один, он уже погиб, царство ему небесное, произнес: «Ты разводишься с женой, значит, ты предаешь жену, а значит, можешь предать и Родину!». Я обратился к другому: «Ты ведь тоже разводился! Ты меня поддержишь?» Он покачал головой: «Нет!». Я от всего этого похолодел – мы клялись в дружбе, обещали, что будем умирать друг за друга, а тут вдруг все наоборот…
А третий сказал: «Мы даем тебе выбор». Ну, тут я немного ожил. «Слава Богу, – думаю, – хоть один порядочный нашелся». А он продолжает: «Ты же, Жора, не идиот. Просто так разводиться перед полетом, конечно, не стал бы. Поэтому, ты признаешься, что у тебя есть любовница, которая от тебя ждет ребенка, и тогда мы тебя выгоним за аморалку. А если не признаешься – за неискренность перед партией». У меня не было любовницы с ребенком, я не мог в этом признаться.
И пошла страшная цепь собраний. Я цитировал на партсобраниях Ленина: «Аморален не развод, а жизнь без любви в семье». Даже цитата Ленина не помогла… Я был в отчаянии. Двадцать лет шел к цели, и сам себе ее перечеркнул.
И снова как будто чья-то рука помогла мне. На этот раз, на мое счастье, дело взял в свои руки Яков Исаевич Трегуб – курировавший нас заместитель Королева по испытаниям. Вызывает он меня к себе в кабинет, материт и заявляет: «Да ты и вправду полный идиот! Из-за того, что ты сделал, и из-за того что блеешь на собраниях, про Ленина и честь члена партии. Завтра на парткоме, если вякнешь хоть слово, я первый от тебя откажусь». И так доложил на парткоме мое дело, что меня не только не выгнали, а даже дали неделю на отдых, из-за тяжелого морального состояния.
Якова Исаевича я всегда видел в цивильном, в штатском костюме.
«Капитан должен уметь организовать работу.
Майор должен знать, где что делается.
Подполковник должен уметь доложить, где что делается.
Полковник должен уметь самостоятельно найти место в бумагах, где ему положено расписаться.
Генерал должен уметь расписаться там, где ему укажут».
Когда я дошел до полковника, Трегуб сказал: «Будь осторожен! Я генерал».
Надя Рушева
Мне с давних пор очень нравится творчество молодой художницы Нади Рушевой. Несколькими линиями она могла нарисовать портрет – и в нем было не только сходство с оригиналом, но удавалось передать и характер, и настроение. Поражал лаконизм, экономия средств: черный фломастер – и все. А какая выразительность! И герои Пушкина, и герои Булгакова, и Гамлет, и Маленький Принц Экзюпери – все оживали под ее рукой. Там была и детская наивность – и взрослая гениальность.
Признаться, я ценю в искусстве лаконичность, выразительную сдержанность. Владимир Высоцкий – мой любимый поэт и бард, я жить не могу без его песен, но как актер он не производил на меня огромного впечатления. Именно потому, что на сцене он держался несколько утрированно. Высоцкий-Гамлет бегал по сцене, бросался на стены, кричал, много размахивал руками – и мне это казалось чрезмерным. Хороший актер, но не гениальный.
А вот поворот головы Евгения Евстигнеева в роли Короля на сцене театра «Современник» не могу забыть до сих пор. Хотя больше сорока лет прошло после того спектакля «Голый король». Спектакль был буффонадный, веселый, а Евстигнеев играл очень сдержанно. И попадал в десятку. У него не получался перебор – как в картах, двадцать два.
За чувство меры преклоняюсь перед Рембрандтом. В его картинах нет ничего лишнего, все строго и экономно. Некоторые детали можно не рассмотреть, когда разглядываешь картину с близкого расстояния. А отойдешь на несколько шагов – и увидишь бокал, согнутые пальцы… Мне кажется, уникальное чувство гармонии и меры были и у Нади Рушевой. По лаконизму я не нахожу ей равных среди портретистов!
Художники не раз писали мои портреты. И что получалось? Круглое лицо, толстые щеки, прищуренные глаза, а характера не было. На одном из портретов я вышел похожим на молодого Брежнева. Правда, недавно я был на телепередаче «В нашу гавань заходили корабли», рассказывал о любимых песнях и даже немножко попел.
А у них так принято – художник Константин Мирошник за время эфира набрасывает портрет гостя передачи. И этот портрет мне очень понравился! Вот там был характер!
После передачи я решил поблагодарить художника, подошел к нему. А когда вернулся к своему креслу – портрета не было. Стащили. Передача посвящена песням, пришлось вспомнить Высоцкого: «Зазеваешься – он хвать – и тикать!». Я рассказал об этом, чтобы стало ясно: нечасто художникам удается проникнуть в характер героя!
А Наде Рушевой и Константину Мирошнику это удавалось и удается.