Костры Фламандии
Шрифт:
Диана снисходительно улыбнулась.
– Так, чего же вы не сказали следователю?
– Я не сказал ему: «Ищите не в архивах де Бельфора, а в ларце его тайной подружки мадам Коле. Катрин де Коле, бывшей служанки де Бельфора, а затем владелицы небольшой булочной в Дюнкерке, на улице Бенедиктинцев».
– Мадам Коле? На улице Бенедиктинцев? И вы решились утаить это от агентов ордена иезуитов? – полушутя упрекнула камердинера Диана. – Нехорошо, мсье Войнар, нехорошо.
– Вот только найдете ли вы ее живой? – усомнился камердинер. – И, заметьте,
– Это вы тоже зря. Но уж поверьте, я-то о вас не забуду.
– Вот они. Посмотри, как держатся в седлах. Неужто и впрямь чувствуют себя полководцами-победителями? Не хватает белых коней и триумфальной арки.
– Молитесь, господин майор?
– Что?! – взъяренно переспросил Корецкий.
– Молитесь, спрашиваю? – таких категорий, как деликатность, для Архангела не существовало. В своих вопросах он всегда оставался непосредственным и наивным, словно ребенок, но при этом грубым и безжалостным, как садист.
– Над твоей могилой помолюсь. Туда смотри. Вот они.
– Кто, Сирко и Гяур? Так что на них смотреть? Успел уже, насмотрелся.
– Вот именно.
Притаившись недалеко от ограды, за двумя толстыми сросшимися соснами, Корецкий и Архангел несколько секунд внимательно наблюдали, как оба полковника, в сопровождении Гурана и еще трех казаков, медленно двигались вдоль парка.
– Следи, следи за ним! – негодовал майор.
– За Сирко?
– Сейчас он наверняка подастся на центральную площадь города.
– И что тогда?
– На центральную площадь, говорю, к ратуше. Хочет почувствовать себя хозяином.
– Ну и?..
– В город вот-вот войдут французы. Сирко еще утром послал мушкетеров-гонцов, чтобы сообщили принцу де Конде о победе. В крепости еще шли бои, а гонцы уже мчались к главнокомандующему с трогательной вестью.
– Ну и?.. – мрачно тянул Архангел, никак иначе не реагируя на злые словеса советника.
– А раз послал, значит, принц вот-вот войдет в город. Вместе с ним – и газетчики. И тогда Франция узнает, что казаки с первого ночного штурма, безо всякой подготовки, овладели Дюнкерком, которым французы пытались овладеть уже пять раз. Они и в самом деле пять раз штурмовали, чтобы, в конце концов, откатиться от города, потеряв всякую надежду войти в него.
– Ну?
– Да не мычи ты, не мычи! – ухватил майор Архангела за ворот кителя. И, притянув к себе, ткнул пистолетом в подбородок. – Что ты «нукаешь», словно не знаешь, зачем тебя привезли сюда и за что платят?
– Ну, знаю, и что?
– А то, что выехать навстречу французам во главе войска казаков – подданных польской короны, должен я, полковник Корецкий.
– Полковник, – без какой-либо интонации повторил Архангел, однако Корецкому все же показалось, что в голосе Архангела проскользнула скрытая издевка.
– Вот именно, полковник! – в ярости добавил он, и тотчас же закрыл ладонью рот Архангела.
Казаки как раз поравнялись
– Так ведь я что: полковник, так полковник, – согласился Архангел, как только наемники удалились.
– С того момента как Сирко отправится к Богу на исповедь, я становлюсь полковником, командиром казачьего корпуса. Понял? На это имеется грамота за подписью самого коронного гетмана, – похлопал себя Корецкий по груди, где под кителем должна быть спрятана та самая грамота.
– Ну? – вновь мрачно мычал-подбадривал его Архангел. И Корецкий снова не выдержал, схватил его за ворот.
– А вот отправить его на исповедь должен ты. Неужели неясно? Ведь условились-то мы еще в Варшаве. И только попробуй не сделать этого.
– «Отправить» его, это что? Это тьфу! Я их сотни отправил туда, – поднял Архангел глаза к небу, даже не пытаясь вырваться из рук будущего полковника. – Но что дальше?
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.
– Дальше? Дальше я становлюсь полковником во славе победы над испанским гарнизоном Дюнкерка. А ты получаешь чин лейтенанта. За отвагу при штурме. Понял?!
– Уже немного понятнее.
– Так что, говорю тебе, выигрыш твой не только в злотых, но и в чине, который может изменить всю твою жизнь. Что ты так смотришь на меня?!
– Так ведь казаки могут не признать вас, – только теперь отбил его руку Архангел. И сразу же отвел от подбородка ствол пистолета.
– Почуют добычу – признают. При Сирко они вошли в город голодранцами и выйдут ими. Но как только ты уберешь Сирко, еще до прихода французов я отдам город победителям на разграбление. Трое суток— на волю победителей, как принято во всей Европе.
– В Европе – да. У нас, в азиатских землях, захватив город, грабят его годами. Мне-то что до этих ваших забав?
– А то, что ты получишь чин лейтенанта, свои злотые за работу и все остальное, что сможешь раздобыть.
– Значит, чин лейтенанта – это уже точно?
– И все, что сумеешь раздобыть в этом проклятом городе.
– После чего вы сразу же поможете мне вернуться в Варшаву?
– Помогу, – пообещал Корецкий, немного замешкавшись.
Скорое отправление Архангела вовсе не входило в его планы. Наемный убийца еще мог понадобиться здесь, притом не раз. По крайней мере, до тех пор, пока казачьи полки, или, вернее, то, что от них останется, не вернутся в Украину.
– Так что, будешь продолжать «нукать»?
– Зачем? Так, попросту, по-дворянски, мол, и чин тебе будет, и злотые, и всякое золотишко-барахлишко – и начали бы отпевание Сирко. А то все по-латыни да по-латыни. Премудрости мне ни к чему.
Сирко остановился в особняке господина де Жерона. Известный во всей округе врач, которого испанцы не решились трогать из уважения к его славе, а также потому, что его услугами пользовались многие офицеры, оказался яростным патриотом Франции.