Костры на башнях

Сидиропуло Поль Петрович

Махар был поражен тем, что произошло: он каким-то чудом избежал смерти. В бою, когда пули подчас свистели над самой головой, так остро не ощущал опасность, как ощутил ее теперь. Что же спасло его? Очевидно, любовь Заиры. Как же теперь вырваться отсюда? Нужно во что бы то ни стало разделаться с фашистом — не торчать же здесь до ночи!

«Где же ты затаился, гадина?» — злился он, тщательно осматривая местность. И пришел к выводу, что скорее всего снайпер спрятался в «сорочьем гнезде». У самой отвесной скалы с какой-то глинистой желтизной уродливо торчала странной формы ель, плоской макушкой

похожая на огромное пушистое гнездо. Горцы почему-то называли его «сорочьим». Понял Махар, что отсюда, снизу, к снайперу ему ни за что не подступиться — местность сверху просматривается далеко. Стрелять же отсюда, где он лежал, бессмысленно: фашиста не видать.

Зангиев нервничал, злился: и пройти нельзя — во второй уже раз навряд ли зоркий снайпер промахнется. Ну вот, попался в западню! Когда же пробрался сюда фашист? С вечера снайпера здесь не было. Очевидно, пробрался ночью.

«Вот так положение!» — отчаивался он, и не только от того, что сам не может пробраться к товарищам, но и от мысли, что вдруг здесь же окажется Заира. Нужно что-то делать. Попытаться забраться на «каланчу»? Махар был уверен, что оттуда снайпер будет виден как на ладони. Но как туда забраться? Эх, капитана Соколова бы сюда! Он бы… А что, если самому рискнуть?

Подавив волнение, которое охватило его тотчас, как только он решился на такой шаг, Махар направился к тропе и сразу же, с ходу стал взбираться наверх. Первые метры взял хорошо, но это еще не было самым сложным препятствием. Вся загвоздка там, выше, где гладкая каменная стена и не за что ухватиться. Как ее осилить?

Пот ручейками стекал по лицу; он карабкался вверх, хватаясь за выступы скал обеими руками. «Вперед! Вперед! Ты должен осилить!»

Вон она — неприступная вертикальная часть подъема! Там почти не на что опереться ногами и не за что ухватиться. Малейшее неверное движение — и косточек потом не соберешь.

На крошечной площадке перед главным подъемом Махар остановился. «Надо передохнуть, перевести дух», — сказал он себе. Поначалу он подумывал о том, чтобы снять сапоги, считая, что так удобнее будет взбираться, но передумал. Снял лишь шинель. А автомат передвинул за спину.

Он напоследок осмотрел стену и вдруг заметил на скале небольшое углубление, из которого торчал росток ели, чем-то похожий на пучок укропа. Махар легко дотянулся до него рукой, пальцами нащупал раскрошившиеся кусочки камней, которые постепенно разрушал своими корнями неказистый на вид росток, а затем расчистил ямку поглубже, основательней ухватился. Оттолкнувшись плавно ногами, он подтянулся на руках и стал искать ногой хоть какой-нибудь выступ. Носком левого сапога он нащупал его и перенес на ногу центр тяжести тела. Оперся и смог облегчить чрезмерно нагруженную правую руку, на которой устали, онемели пальцы. Нужно было искать, за что ухватиться теперь левой рукой. И так, помалу, по сантиметру, прижимаясь телом к шершавой поверхности скалы, ползти вверх…

Он не помнил, когда и как схватился за верхний угол скалы, из последних сил подтянулся обеими руками и одолел недоступную до сих пор для него часть подъема.

Махар выбился из сил и не мог даже порадоваться победе, не ощутил ее. Остальную часть преодолевать было просто. Вот только соберется с силами,

а то ноги не слушались, ослабли. И нужно хоть бы чуть-чуть передохнуть. Он сел на холодный каменный выступ, пот капал ему под ноги, словно крупные слезы.

Но вскоре поднялся, снял со спины автомат, взял в руки и направился к вершине скалы. Отсюда, с орлиной высоты, немецкий снайпер, закрепившийся на вершине ели, был виден как на ладони. Как ни в чем не бывало, он обедал, временами поглядывая вниз.

Махар подождал немного, чтобы набраться злости. У него ощущение такое, будто намеревается убить ни в чем не повинного человека — вроде бы тихо, мирно ест и никому не причиняет зла. Но вскоре разъярился: ах ты, гадина! Жрет, и убивает! Махар прицелился и выпустил половину диска. Срезанные очередью, разлетелись в разные стороны ветки ели, и в несколько секунд заметно поредела ее зеленая густота. Снайпер повис на суку, покачался недолго и рухнул вниз.

Провожая сердитым взглядом фашистского стрелка, Махар вдруг заметил недвижно лежащего на снегу человека. Тревожный холодок прокрался в грудь Махара: так вот в кого стрелял снайпер.

Нужно было поскорее спуститься, чтобы помочь, если есть надежда спасти товарища. И не давала покоя тревожная мысль, что вместо того незнакомца лежать бы ему, окажись он на тропе чуть пораньше. Что это — судьба? Говорят же: родился в рубашке. Может быть, и он родился удачливым.

— Смотрите! Махар возвращается.

— Ну-ка, где он?

— Да тащит за собой что-то.

— Санки?

— А в них мешок, кажись.

— Нет, в санках вроде человек лежит.

— Верно.

Махар приблизился. Из веток он сделал санки, вроде волокуши, и на них притащил раненого.

— Федор? Феофанос?

— Как он здесь оказался?

— Что с ним?

— Не знаю, как он оказался здесь. — Махару привести в сознание Федора не удалось. — Он лежал в снегу. В него стрелял снайпер. Слышали, наверно, выстрел?

— А потом кто-то выпустил автоматную очередь. Ты, должно быть? Отыскал снайпера?

— Нашел. Притаился в «сорочьем гнезде» — снизу его не видать. Ну, думаю, я не я буду… И полез на «каланчу»…

Аргуданов бросил строгий взгляд на Зангиева: не прихвастнул ли Махар? Другим, разумеется, не понять, что значит подняться на «каланчу». Но и Асхату, привыкшему взбираться на коварные скалы, ни разу не удалось покорить вертикальную часть той «каланчи».

— Ты серьезно? — спросил он.

— Сам не знаю, как получилось. Разобьюсь, думаю, а заберусь.

— Странно… Молодец, — сдержанно похвалил Асхат.

— Федя, Федя, — звал Зелимхан Измаилов, склонившись над Феофаносом, однако тот не приходил в себя. — Врача бы надо.

— Федора отнесем пока что в башню, — распорядился Асхат. — Медик нужен, но где его взять? Если бы найти поблизости… — Он стал мять острый, заросший густой черной щетиной подбородок, потом добавил: — Интересно, кто из наших старух горянок в этом деле смыслит?

— Я тоже хотел в село отволочь его, — признался Махар. — Но побоялся. Дорога крутая, идти неблизко. А тут под горку — недолго.

— Внимание! — крикнул в этот момент наблюдатель. — Фашисты уже ползут. Вон показались их машины.