Костры на башнях

Сидиропуло Поль Петрович

— Явились-таки, — пробурчал Никола Николаев. — Я-то думал, зря стараемся…

— Всем занять свои места! — скомандовал Аргуданов. — А Зангиев остается с раненым.

Бойцы заняли позиции, притаились.

Еще минута-другая, и машины поравняются со скалой, которая нависла над дорогой. Бойцы одновременно повернулись в сторону Аргуданова, молча предлагая начинать. Зелимхан уже держал наготове длинный шест, которым должен был сдвинуть опорное бревно с места.

— Приготовились! — предупредил Аргуданов. — Пускай в ход нашу артиллерию!

Сдвинутое

бревно тотчас откатилось в сторону, и, освобожденные от преграды, камни задвигались и покатились вниз, как бы подгоняя друг друга. Протяжный и все нарастающий гул прокатился по всему ущелью, каменные глыбы отрывались от массивной скалы и стремительно неслись вниз, расщепляясь, умножаясь, налетая друг на друга на своем жутком пути.

Голова колонны остановилась. В тревожной сутолоке машины налетали одна на другую. Немцам, видно, чудилось, будто неожиданно началось землетрясение: вряд ли подобное им приходилось видеть.

Первые глыбы обрушились на колонну, они били по кабинам, разбивали стекла и головы сидящих в кузовах солдат, пробивали брезент фургонов, сокрушая все на своем пути. Один фургон тут же перевернулся. А вскоре взорвался, разметав солдат и мотоциклистов. На дороге началась паника.

Пожалуй, и сам Аргуданов не рассчитывал на такой эффект. Еще не долетели донизу последние камни, а он решил убрать стопора и от других глыб, заготовленных чуть ниже по ущелью. Пусть не думают немцы, будто тем, кто в хвосте колонны, повезло, — и на их долю есть каменные валуны.

— Огонь! — снова скомандовал Асхат.

Бойцы начали обстрел метавшихся по дороге вражеских солдат.

— В белый свет не стрелять, — строго предупредил Аргуданов. — Боеприпасы нужно экономить. Бой, видать, затянется. — Отсюда, сверху, ему видно было, как немцы, отыскав удобную для подъема расселину, стали обходить их позиции справа.

Прибежал возбужденный Махар, сообщил: Федор пришел наконец в себя, говорит, что командир полка приказывает отделению уходить в район шахты «Октябрьская», где расположился батальон и где пролегает маршрут движения колонны противника.

— Так вот же она, колонна! — удивленно вымолвил Махар. — Представляешь, а они ее ждут там, под шахтой.

— Что же делать?

— Будем стоять здесь… — сухо ответил сержант. — Отсюда нам теперь не уйти. Либо мы их, либо они. Хорошо, если наши догадаются и придут на подмогу. Вон фашистов сколько! Надвигаются черной тучей.

— Федор говорит — связь нарушена. Из-за этого нас не смогли вовремя предупредить.

— Понятно. Готовились фашисты, все предусмотрели. Отправили заранее своих лазутчиков, кукушек-снайперов понасажали, — с тихой злостью ронял Асхат слова, наблюдая за действиями противника. — Вот они и промышляли тут. Да и нас не проведешь. Не дровосек нас делал. Теперь мы и сами с усами.

…Подмоги все не было.

Немцам уже удалось обойти их с правого фланга. Пока их было немного, однако не исключено, что, мало-помалу скопившись, они начнут штурм.

Бойцы вышли из укреплений, которые Аргуданов называл дзотами, заняли оборону в траншее. Одни держали оборону на левом фланге — подъем здесь крутой и осилить его не так-то просто. Аргуданов, Зангиев, Измаилов, Николаев расположились на правом фланге. Гранаты Аргуданов держал возле себя, на дне траншеи, и пускал их в ход в самые критические моменты, когда немцы норовили броситься в атаку, полагая, что у бойцов иссякли боеприпасы.

— Вот вам!.. — Каждую запущенную в гущу фашистских солдат гранату Асхат сопровождал крепким словом.

Он сам порой удивлялся тому, как легко слетают непривычные слова с его языка, хотя никогда прежде такого за собой не замечал, как бы ни злился. Бывало, краснел, и все, а теперь — точно так и надо: эх, на войне как на войне!

В один из таких напряженных моментов в траншее появилась, как из-под земли выросла, Заира. Взволнованная, напуганная выстрелами и разрывами, она, поборов страх, явилась к бойцам.

— Асхат, я принесла вам поесть, — тронула она брата за локоть.

Он увидел ее и обомлел.

— Чего ты сюда приперлась, дура?! — гаркнул Асхат, изменившись в лице, — С ума сошла? Ну-ка, топай отсюда быстрее…

Глаза девушки тотчас наполнились слезами от обиды: она старалась, спешила, по всему селу продукты по крохам собирала, чтобы хоть что-то принести бойцам поесть. И вот за эту заботу такая неблагодарность от родного брата…

Она повернулась и пошла прочь.

— Стой! — крикнул Асхат. — Ступай в башню. Вон в ту, что наверху. Боец там наш тяжело раненный. Может быть, сможешь ему чем-нибудь помочь. А здесь чтоб не появлялась больше. Слышишь, как свистят пули!

…Вторые сутки шел бой, вторые сутки немцы не могли сломить сопротивление небольшой группы наших бойцов, запивших надежную позицию. Они начинали штурмовать с раннего утра, и бои продолжались до темноты: ночью фашисты отдыхали.

Бойцы, однако, не покидали траншею, спали урывками, поочередно. Зангиев, Измаилов и Николаев, патрулируя возле башен, решили несколько углубиться в ущелье, до той расселины, по которой немцы взбирались вверх, к позициям отделения Аргуданова. Трупы своих солдат немцы уже убрали, зато оружия оставили немало. Бойцы прихватили с собой трофейные пулемет, три автомата и несколько обойм с патронами.

— Может, нам спуститься ниже… — предложил Зелимхан.

— Туда не пройти, — остудил его Махар. — Немцы наверняка засаду оставили.

— То-то и оно, — пожалел Никола.

…Асхат глянул на дно траншеи — у ног его лежали три последние гранаты, всего три. Запасы гранат, которые Аргуданов уважительно называл «резервом главного командования», иссякали, как ни старался Асхат применять их в самых крайних случаях.

Немцы тем временем один за другим начали карабкаться по неустойчивой щебенке наверх, накапливаясь в расселине для нового штурма.