Костя в школе. Класс 9-й

Теплова Евгения

– Ну, появилась другая, – помявшись, выдал я.

– Другая? Кто она?

– Какая разница?

– Мне любопытно.

– Она не из нашей школы, – соврал я.

– А откуда? Из футбольной команды? – пошутила Вика.

– Почти, – ещё раз соврал я, вспомнив сестру одного из наших футболистов, которая однажды приходила поболеть за нас.

– Меня ещё никто не бросал, – сказала Вика, доставая вейп.

– А меня – да, – ответил я спокойно. (Самое трудное позади, ура!)

– Я думаю, ты пожалеешь, – вроде без угрозы сказала она.

– Возможно, –

слукавил я из вежливости.

Она неожиданно свернула в переулок и ушла, не попрощавшись. С лёгким сердцем я потопал на тренировку. При мысли о Марусе было уже не так больно.

Викины подружки потом поглядывали на меня с усмешкой и хихикали между собой. Чего-то она им наговорила про меня, ну и ладно. Не парило.

Ревизор

Кажется, уже на следующий день после драматичного расставания мы с Никиткой, направляясь в зал, столкнулись в вестибюле с директором.

– Зайдите ко мне, – бросил он нам на бегу.

Мы оглянулись вокруг себя – рядом пробегало лишь несколько младшеклассников – вряд ли он к ним обращался. И на следующей перемене мы спустились на первый этаж и постучались в приёмную.

– Мы к директору, – сказал Никитка секретарше.

– По какому вопросу?

– Не знаем, – ответил я. – Он сам позвал.

– Да? – чёрные брови секретарши заползли высоко на лоб.

– Марго, пропусти товарищей, – донёсся голос директора.

И мы прошли в кабинет, в котором не были со времён анонса «Буратино».

– Во вымахали! – покачал головой директор.

Он же стал будто меньше, но солидность не утерял, только в глубине глаз поселилась грустинка (может, просто возраст? усталость?). На стене я заметил портрет военного в орденах в чёрной рамке, но не осмелился спросить, кто это. По возрасту точно не сын.

– Так, друзья, спасайте, – удивил сходу директор, – тону в бумажках и таблицах. Жизненно необходимы творчество, вдохновение, что-то настоящее в общем. – Он сделал паузу. – Как насчет «Ревизора»? В прошлый раз получилась комедия, так что пускай теперь будет настоящая комедия. Вот вы, Жариков, натуральный Хлестаков. А вы, Костя, такой солидный – будете городничим.

Мы неуверенно кивнули.

– Я загляну к вам сегодня на уроке, – предупредил директор, – есть идеи насчёт остальных персонажей, но надо удостовериться. Я вам не помешаю.

Директор выполнил обещание и заявился на алгебру с блокнотиком. Он сидел за учительским столом, пристально вглядывался в наших одноклассников, и те вжимались в стулья, пока мы с Никиткой наслаждались своей осведомлённостью. Я заметил, что директор задержал взгляд на Марусе и пожелал всем сердцем, чтоб он выбрал её. По окончании химии директор огласил состав новой труппы мечты:

Жариков – Хлестаков

Куликов – городничий

Скворцова – Анна Андреевна

Спицына – Марья Антоновна

Братья Клещ – Бобчинский и Добчинский

Кириллов (это Даня) – Осип

Белов – почтмейстер

Пенкина (это Танька) – одна из жён

И ещё несколько второстепенных персонажей, полкласса задействовал.

–

Есть возражения? – спросил директор, окончив. – Не стесняйтесь.

Гробовая тишина была ему ответом.

– Что ж, Людмила Ивановна заступит с четверга, а вы можете начинать учить. Костюмы обеспечим.

– А когда планируется премьера? – поинтересовался Матвей.

– Есть варианты, посмотрим, как дело пойдёт.

Получив и пролистав сценарий, мы дружно присвистнули, но только Даня осмелился возмутиться количеством текста, который предстояло выучить.

– Мне уже смешно, – сказал он. – У меня травма головы, я не выучу такой абзац.

– Я не требую дословного воспроизведения, – ответил директор, – уловите интонацию героя, типичные словечки и передавайте основной смысл.

Даня покачал головой, давая понять, что это в любом случае дохлый номер.

– Не сомневайтесь в своих силах, – сказал директор то ли ему, то ли нам всем.

На той же перемене я перечитал все совместные сцены с Марусей. Какая ирония судьбы – играть сейчас мужа и жену!

Репетиции начались в четверг. Чтоб не пропускать их, в дни тренировок я обедал в школе и бежал на футбол сразу из школы. Людмила Ивановна приходила на репетиции каждый день, а мы по очереди – кто сможет. За первую неделю я не пропустил ни одной, как себя ни уговаривал. Маруся тоже. Не сказать, что боль моя утихла, но я с ней как-то сжился. Хорошо, что, пока ты в образе, встречаться взглядами вполне безопасно. Как ни удивительно, рядом с Марусей мне всё-таки было легче, чем вдали от неё. Почему – сам не мог понять. Возможно, потому что вблизи я чувствовал ещё связывающие нас ниточки, а вдали – одну тягучую пустоту.

Маруся сначала смущалась, но потихоньку вошла в роль провинциальной кокетки – судя по всему, нет на свете таких вещей, которые она при желании не сделает хорошо. Ну а Вергилия была просто бесподобна – где она только набралась этих ужимок! Мне достались самые длинные монологи, но я быстро усвоил специфический слог Сквозник-Дмухановского и при необходимости легко импровизировал. Даня сопротивлялся, филонил, но после аудиенции у директора взялся за ум. Клещики тоже не заморачивались вызубриванием текста, но отменно играли неуклюжих идиотов. Они засовывали себе под толстовки подушки для имитации животов и постоянно их поглаживали. Я иногда забывался, любуясь их игрой, и выпадал из своего серьёзного образа. Никита, памятуя о нашем позоре в «Буратино», твёрдо решил выучить текст так, чтоб хоть в ночи разбуди – запросто пожалуется, что «пехотный капитан, бестия, штосы удивительно срезывает».

На одной из репетиций, когда Людмила Ивановна занималась с Никитой и Даней, я сидел в первом зрительском ряду и ко мне подсела Маруся.

– Ты теперь со мной вообще общаться не будешь? – вдруг выдала она.

Я, мягко говоря, обалдел.

– А зачем?

– Просто.

– Просто не получается.

– А я хотела посоветоваться, – будто не слыша меня, продолжила она. – Думаю подойти к директору и попросить подыскать мне замену.

– Почему? – дрогнул я, но не подал виду.