Кот и крысы

Трускиновская Далия Мейеровна

Однако нужно же было и ему дать хоть немного простора!

– Ваня, пойдешь со мной, - распорядился Архаров.
– Яшка, бери лошадь, скачи на Пречистенку, скажи Меркурию Ивановичу - пусть самую большую ливрею даст. Живо! Оттуда - к Успенскому храму.

Тимофей, уже в архаровской ливрее, хлопнул Ваню по плечу. Тот усмехнулся, отчего его образина сделалась еще более жуткой.

– Федька не объявлялся?
– в десятый, наверно, раз спросил сразу всех Архаров.

Про Федьку никто ничего не знал - ответили мотанием голов и полнейшим молчанием.

В

Замоскворечье пошли двумя колоннами - первую, которой предстояло перекрыть все ходы-выходы в окрестностях, особливо же подземный ход, повел Шварц. При нем был беспредельно взволнованный Саша Коробов - ему предстояло указать тот сарай, из которого он выбрался на волю. Вторую же вел самолично Архаров. При нем, разумеется, находился Левушка.

Архаров по натуре был довольно злопамятен, так повелось с детства - не оставлять обиду безнаказанной. Разумеется, с годами он понемногу выучился прощать - но с одним непременным условием. Он сам должен был решать, что можно простить, а что - невозможно.

Прощать смерть Фомина он не имел права. Никакого - ни божеского, ни человеческого. Тут речь шла о чести. И если Фомин застрелился, не в силах снести бесчестья, то должен был прийти человек, который выправит положение дел настолько, что от фоминского бесчестья и следа не останется. Об этом Архаров вслух не говорил - и незачем было, Левушка и без того его прекрасно понимал, и князь Волконский понимал, и оставшиеся в Санкт-Петербурге преображенцы тоже бы поняли.

Более того - он ощущал, что все архаровцы - на его стороне. Речь шла не о выполнении его приказа - непокорства он бы не потерпел. Речь шла о полном внутреннем приятии приказа, что случается не так уж часто.

Байку, унаследованную Архаровым от Ванька Каина, в полицейской конторе знали все.

И двух мнений быть не могло: крыс следует уничтожить потому, что они крысы. Уничтожить их должен кот, потому что он - кот, служба у него такая. Там, где хозяином - кот, нет места крысам. Если они этого не знают - тем хуже для них.

Архаров мог бы ехать в карете, но недаром предпочел Фетиду. Ему хотелось вернуть давнее ощущение - когда все вместе, вооруженные до зубов, верхом носились по чумной Москве, обеспечивая бараки едой и одеждой для выздоравливающих, уничтожая заразу огнем, возвращая городу спокойствие. Это было необходимо душе - так было легче вообразить, что где-то неподалеку, соседней улицей, скачет живой поручик Фомин, всегда готовый прийти со своими измайловцами на помощь преображенцам. На секунду малую вообразить - чтобы подстегнуть в себе холодную ярость мстителя.

Пустая архаровская карета замыкала колонну. На козлах сидел Сенька в парадной ливрее, на запятках стояли Тимофей и Ваня Носатый.

Доехали до Успенского храма. Архаров свистнул - колонна остановилась.

На этот свист вышли из темноты Макарка и Яшка с ливреей для Вани.

– Мы с Максимкой господина Шварца уже встретили, - доложил парнишка.
– Там он всех расставил, как полагается, и в том сарае - засада. Я подходил к дому, на забор забирался - в окнах свет, на

дворе кареты.

И тут же полез на козлы к Сеньке - показывать дорогу, а Ваня торопливо облачился в ливрею и снова встал на запятки.

– Прелестно, - сказал Архаров.
– Ну, с Богом, что ли?

Он сошел с лошади, влез в карету, рядом сел Левушка - в самом нарядном своем кафтане, палевом, при шпаге с дорогим эфесом, напротив поместился Клаварош - в давешнем Левушкином кафтане, который помог ему исполнить роль маркиза. Сам же Архаров, как всегда, когда надобно было потрясти чье-то воображение, нес на себе чуть ли не с полпуда золотого галуна, благо крупное тело позволяло пустить галун по бортам кафтана не в один ряд.

Ехали молча - что толку сговариваться, когда предстояло действовать по обстоятельствам. А главный сигнал все и без того знали назубок.

Карета остановилась. Клаварош приоткрыл дверцу и крикнул по-французски, чтобы не задерживали его сиятельство господина князя.

Архаровский экипаж имел как раз такой вид, чтобы хозяина приняли хоть за князя Орлова, хоть за графа Строганова. Лошади, выбранные Сенькой, и саму государыню своими статями не посрамили бы.

Ворота отворились, карета въехала во двор. И тут же подбежал лакей - откинуть подножку, помочь господам спуститься.

Архаров царственно вынес себя, обремененного галунами, из кареты и первым делом задрал голову. Но по случаю темноты никаких итальянских галерей не обнаружил. Тогда он, глядя прямо перед собой и с уверенностью хозяина, прибывшего домой, вошел в шулерский особняк.

Клаварош шел справа от него, Левушка - слева.

Оказавшись в сенях, Архаров уверенно двинулся направо - по Сашиным воспоминаниям, там была лестница, ведущая в анфиладу залов, где велась игра. Никто из дворни и слова сказать не успел, как он уже был на лестнице. Все таращились на дорогой кафтан - а нет чтоб взглянуть чуть повыше, на знакомое всей Москве тяжелое лицо обер-полицмейстера. На это Архаровым и делался главный расчет.

Однако кто-то из лакеев сумел дать знать хозяевам о новом госте. Оставались две ступеньки, когда навстречу вышел нарядный полный кавалер, округло разведя руки и тонко улыбаясь. Его пухлый подбородок, и красивого разреза черные глаза, и выражение приятной удивленности на лице - все это произвело бы на Левушку и даже на Клавароша наилучшее впечатление, кабы встретить кавалера не в шулерском притоне. Архаров же страсть как не любил внушающих бесконечное доверие лиц - тут-то и был простор его подозрительности.

Кавалер заговорил по-французски, и Архаров, понимая с пятого на десятое, терпеливо ждал завершения приветственной речи.

Отвечал он по-русски.

– Вся Москва к вам, сударь, ездит деньги просаживать, - сказал он, - вот и мне пришло на ум поразвлечься. Давненько я не понтировал. Давай-ка, мусью, веди нас туда, где в ломбер балуются, а потом - где банк мечут.

Физиономия француза сделалась совсем озадаченной. Но Клаварош тут же перевел архаровскую просьбу на французский язык.