Кот и крысы

Трускиновская Далия Мейеровна

В особняке стояла тишина. Нет, не тишина - затишье.

Может, перед боем?

На лестнице его встретил Никодимка, сопроводил в спальню, раздел и разул. Все это делалось в тишине, Архаров молчал, молчал и дармоед. Каждое

движение было знакомым, но повторение, обычно бывающее умиротворяющим, сейчас удручало. Незримый ангел-хранитель, а может, и не ангел, подсказал: и вот так будет всегда. Разве что шлафрок обветшает и заменится на другой…

Очевидно, и кот, задушивший своих крыс, тоже уходит в тихое местечко отоспаться.

– Сашку позови, - сказал, завязывая шнур ниже пуза, Архаров.
– Пусть книжку возьмет.

И удобно устроился в мягком кресле перед карточным столиком.

– Какую книжку?
– удивился Никодимка.

– Дурак, у нас только одна и есть.

Архаров напрочь забыл про свои шкафы с волюмами на трех языках.

Никодимка отыскал «Пригожую повариху», которую уже начал читать Архарову Меркурий Иванович.

Явился Коробов, тоже в шлафроке, сел на стул.

– На чем мы там остановились?
– тасуя колоду, спросил Архаров.

– Вот, веревочкой заложено.

– Валяй.

Он принялся аккуратно раскладывать карты рубашкой вверх, изображая восьмиугольную звезду.

– С полчаса времени спустя пришел ко мне новый любовник

к пущему моему несчастию; что мне должно было делать?
– скучным голосом забубнил Саша.
– Я была тогда вся в беспорядке, погибель ко мне приближалася, и еще новый человек должен быть свидетелем несчастия моего и ругательства…

Книга казалась ему нелепой, он вообще не понимал, для чего пишутся такие пошлые сочинения про мартон и их любовников. Но Архаров, видать, твердо решил добраться до конца. Пусть даже при помощи пасьянса.

Карты открывались одна за другой, перекладывались по несложным правилам, вспоминались имена, короли и дамы с валетами вступали в причудливое взаимодействие, возникали стопочки, они также перекладывались, и вдруг Архаров понял, что, кажется, спит. Похождений развратной Мартоны он уже не слышал и карточных фигур не видел.

И в этом полусне его коснулось что-то теплое, ласковое, такое, что незачем было выстраивать каменные стенки, обороняться, сжимать тугие кулаки. Такое, что можно было выпутаться из всего, из мундира, из собственной кожи, лечь и без боязни ждать - как распеленутое дитя ждет, смеясь, приближающихся мягких губ.

Коснулось - и пропало.

Рига

2005