Кот и крысы
Шрифт:
– И что - никаких следов?
– Веришь ли, Николаша, - никаких! Как ежели бы у того генерала всего имущества было - табакерка да платок. А прожил, сказывали, поболее месяца.
– Генералов немецких мне только в этом деле недоставало… Приметы записали?
– Записали, в канцелярию сдали. И еще вот что - человек, которого к генералу приставили, несколько по-немецки знает. Так божится, что тот треклятый генерал с князем о женитьбе толковал и советовал поскорее девицу Пухову за себя брать.
– Еще
– А они при нем только о Пуховой говорили, коли не врет.
– Может, кто из ее петербургской родни?
– задумчиво произнес Архаров.
– Кто-то же приказал старой княжне Шестуновой соврать…
– Кто соврать приказал - это я тебе и без гореловской дворни доложу. Я же Пухову к княжне, как ты велел, доставил. А у них там с утра гостья - не приведи Господь! Старуха презлющая - знаешь, из этих московских чиновных старух? Всег гоняет, старая княжна от нее в трепете. Как мы Пухову привезли - она всем распоряжалась, на бедную Марью Семеновну и не глядела. Сдается, во всей Москве она лишь и могла Шестуновой что-то приказать.
– А ты разведал, кто такова? Не из гореловской ли родни?
– Не до того было, Николаша, я сдал девицу с рук на руки, да и обратно. Может, и из гореловской родни - тогда все одно к одному. А что, по донесениям - Горелов нигде не мелькал?
– А коли бы даже и мелькал? Сейчас у нас руки связаны. Ничего… Не было у меня на Москве врага, так вот же - будет… На чем ином его поймаем и прищучим! Кстати - непарный пистолет в доме нашелся?
– Нашелся! Николаша, ты ангел!
– заорал Левушка и тут же полез обниматься.
– Федька!
– отбиваясь от Левушки, позвал Архаров.
– Сейчас повезешь старой дуре записку.
– Какую записку?
– спросил Левушка.
– Чтобы увезла девушку из Москвы. Тут то же, что с недорослем Вельяминовым. Но Вельяминов видел только Ларжильера и Франсуа, а Пухова, возможно, видела их всех - в том числе и нашу треклятую пропажу, кавалера де Берни. И он это знает. Пусть ее лучше увезут от греха подальше.
Федька восторженно уставился на Архарова.
– Единым духом!
– воскликнул он.
И умчался, едва успев просушить продиктованные Архаровым строчки и растолкав собравшихся у дверей кабинета архаровцев.
– Заходите, - позвал обер-полицмейстер.
– Сейчас поедем ко мне. Будем любезно беседовать с этими господами. И с извинениями выпустим их всех на волю, и дураков, и пособников мазурикам. Такой вот итог нашей вылазки, братцы. Улов у нас славный, жаль только, весь в руках не удержим.
Левушка пожал плечами. Ему последние слова совершенно не нравились. Архаровцы тоже молчали.
Все понимали, что знатных сообщников Перрена-Дюкро привлечь к ответу не получится.
– Итог именно тот, который требовался, - спокойно продолжал Архаров.
– Мы очистили Москву от крыс. Надолго ли - неведомо. Статочно, скоро новые понабегут… Ну что же - ремесло у нас такое. И новых одолеем. Потому что они - крысы, а я - кот… И ты, Тимофей, - кот. И ты, Абросимов. И ты, Ушаков. Герр Шварц и канцеляристы - со мной, всем прочим - отдыхать!
Тут бы, казалось, архаровцам с поклоном и убраться прочь, дружно завалиться в кабак или хоть, ощутив наконец усталость от бессонной ночи, разбежаться по домам, ан нет!
Им было еще кое-что сильно любопытно. Им не терпелось узнать, что за страшную образину привезли на Пречистенку с таким бережением, а теперь холят и лелеют.И потому, когда обер-полицмейстер, покончив с допросами и распустив пленников, с поручиком Тучковым и секретарем Коробовым опять отправился в третье жилье, некоторые архаровцы, сопроводившие начальство домой, бесшумно двинулись следом.
Архаров, Шварц, Левушка и Саша вошли в комнату. Дверь не закрыли - и тут же в щели явилось несколько физиономий, одна над другой.
Найденный в подвале раненый человек лежал на постели, укрытый по уши одеялом, рядом готовила ему питье прачка Дарья.
– Этот?
– спросил Архаров Сашу.
– Он самый, Николай Петрович.
– И точно, что азиат. Прелестно… - Архаров огляделся в поисках стула, тут же Дарья пододвинула ему табурет, и он сел возле кровати.
– Ну, говорить можешь?
– Да, ваша милость.
– Как рана, не слишком беспокоит?
– В меру, ваша милость.
– Угу. Ты просил это мне передать?
– Архаров показал конверт с надписью «Господину обер-полицмейстеру Архарову в собственные руки».
– Я, - это прозвучало не слишком уверенно.
– Ну, докладывай.
– Чего тут докладывать, кругом виноват, - отвечал раненый.
– Виноват или нет - не тебе судить. Говори, Степан Канзафаров.
Архаровцы несколько растерялись - откуда бы командиру знать имя и прозвание странного азиата?
– Так ваша светлость сами все знают.
– Не все. Скажем, о том, что ты пропавший денщик покойного господина Фомина, я только догадывался. Ты говори, говори, коли рана позволяет…
– Когда Петр Павлович в первый раз в Москве проиграться в карты изволили, я тогда уже приметил того господина, что за ними заезжали. Прозвание ему - господин де Берни. Потом Петр Павлович отыгрываться изволили, а я билетики в лавку на Ильинке таскал. Там такое было заведение, что я билетик приносил, затем его оттуда брал француз Франсуа и вез в дом к госпоже Шестуновой.