Кот и крысы
Шрифт:
– Ясно, - сказал Архаров.
– Так оно и должно было быть. От французских лавок добра не жди. Откуда ты знал госпожу Пухову?
Степан засмущался.
– Ты говори, говори, - ободрил Левушка.
– Господин Архаров и без того всю правду уже знает, но желает убедиться.
– Так они же в лавку приезжали и там имели свидания с Петром Павловичем, я видел, как из кареты выходили, и в карауле у лавки стоял. Потом Петр Павлович стал на целые сутки пропадать…
– Где? У Горелова или в Кожевниках?
– Того я знать не могу. Уходили,
– Потом?
– Потом вернулись, два дня дома сидели, письма писали, я относил.
– К Горелову тоже?
– И к господину князю тоже…
– Потом?! Да что ж это из тебя каждое слово надобно клещами вытягивать?
– рассердился Архаров.
– Потом один или два ответа получить изволили, опять уехали, двое суток пропадали…
– Когда?
Степан выпростал из-под одеяла руку, принлся считать.
– Недели две, поди, назад.
– Могло ли быть, что сие совпало с побегом Пуховой?
– спросил Архаров Левушку.
– Могло, - даже не пытаясь счесть дни, бодро отвечал Левушка.
– Потом мой барин с утра был хмур, опять все что-то писал, рвал, даже клочки пожег. Наконец позвал меня, дал два письма. Одно, говорит, на Пречистенку, другое - князю Горелову, и живо! Я пошел, да девку встретил, заговорил с ней, остановились в сенях. Тут и дождь пошел. Стоим, любезничаем, вдруг - выстрел… Я-то выстрел ни с чем не спутаю. Побежал в комнату, гляжу…
– Дальше, - сказал, как кнутом подстегнул, Архаров. Он помнил, что рассказывал Черепанов: денщик, здоровенный детина, впал в такое отчаяние, увидев мертвого Фомина, что ревел белугой и пришлось его запереть. Не принялся бы вновь слезы лить - этого Архаров не любил.
– Дальше замкнули меня.
– А ты ушел в окошко. Дальше.
– Барин с князем Гореловым был дружен…
Архаров и Левушка переглянулись.
– И сильно дружен?
– спросил Архаров.
Степан только вздохнул.
– Дальше.
– У меня были два письма - одно князю, другое вашей милости. Я решил - как князь ему друг, сперва - ему отнести. Пошел пешком…
– Что не взял извозчика?
– Голова была дурная, решил - на ходу полегчает. Дошел, гляжу - кавалер де Берни на извозчике прибыл и на крыльцо взбегает. А я, когда шел, все думал, думал, как же оно могло случиться…
– Ты знал, что он проигрался в прах и векселя подписал?
– спросил Левушка.
– Знать-то знал. Он же меня к князю за деньгами посылал, чтобы отыграться, и князь деньги давал. Потом уж я понял - кабы князь ему другом был, ни копейки бы на отыгрыш не дал, ди и изругал бы матерно, чтобы он от игры отстал. Что проиграно - проиграно, а больше чтоб ни-ни…
Опыть Архаров с Левушкой переглянулись. Шулерская механика становилась для них все более ясной.
– А кавалер де Берни - тот как раз его подбивал играть, - добавил Степан.
– И из-за того они при барине как-то ругались. По-французски, да князь и по-русски кое-чего добавил. И вот гляжу -
– Дальше!
– И я решил подкараулить, как он выходить станет, и за ним пойти. Думал - куда-нибудь да приведет, может, туда, где они по ночам играли и банк метали…
– Дуралей, - сказал Архаров.
– С чего бы он днем туда отправился?
Степан вздохнул.
– Дальше, - не приказал, а вроде предложил Левушка.
– А дальше они вместе в карете выехали, князь и кавалер. И я следом за каретой побежал. Бегать-то я мастак… - ни словом не обмолвившись о том, как пытался использовать вместо прикрытия переодетого Сашу, продолжал Степан.
– И карета не шибко катила, московские улицы - это вам не петербуржские, по бревнам скоро не ездят.
Архаров кивнул - он и сам не любил разъезжать по бревенчатым мостовым.
– И оказался ты у того дома, где велась игра, - помог Степану вернуться к повествованию Левушка.
– Как же ты туда забрался?
– С заднего двора. Через забор перелез, на крышу сарая, потом по карнизу - в открытое окошко.
Архаров и Левушка в третий раз переглянулись.
– И что же ты надеялся там обнаружить? За каким бесом лез в окошко?
– спросил Архаров.
– Так у меня же было с собой письмо для вашей милости. Я понял, что барин мой, царствие ему небесное, вызнал что-то такое, что впору в полицию «явочную» нести, а вот что вражда между князем и кавалером - поддельная, того он не знал. Я думал - коли чего проведаю, побегу в полицейскую контору, расскажу, к письму впридачу.
И Степан замолчал.
– Что ж тебя не пустило на Лубянку?
– Не мог уйти.
– Взаперти тебя не удержишь. Что помешало?
– Они там девицу взаперти держали…
– Ну?
– Барина моего невесту. Хотел ее оттуда вывести, не получилось. Она, видать, не ела, не пила, совсем ослабела, меня увидела - чувств лишилась. А каково бесчувственное тело по чужому дому таскать? Не вышло. Я с ней остался, думал - ночью, утром, хоть когда-нибудь смогу ее вынести. И все вас ждал - я же через девку на Лубянку бариново письмо послал. Ваша милость, как она?
– А ты не признаешь?
– спросил Архаров, показывая на Сашу.
– Вот так-то. Только кабы ты сразу на Лубянку побежал - лучше было бы.
– Не мог кавалера де Берни упустить, - хмуро отвечал Степан.
– Ты, братец, как в прибаутке про медведя, - заметил Архаров, усмехнувшись.
– «Мужики, я медведя изловил!
– Так тащи его сюда!
– Не могу, он меня держит!»
За дверью засмеялись архаровцы.
– Я ход нашел, - сообщил Степан.
– Вот она… он подтвердит. Они там на всякий случай ход в стене и под землей делали. Ремесло такое - того гляди, удирать придется. Я под землей прятался, еду ночью воровал.