Ковчег для Кареглазки

Наседкин Евгений

— Пошли, — ободряюсь я. — Только я пока живу в казарме, там не сильно удобно.

— Прекрати, — она закрывает мой рот ладонью. — Каждый спит в своих кроватях.

Я огорченно вздыхаю, целую ее ладошку и раздеваю взглядом. Она смущается и краснеет.

— Как же я тебя люблю! — повторяю я в который раз, и гляжу, как кот из Шрека.

Кареглазка смеется и вдруг кусает меня за ухо.

— Еще раз это услышу, останешься без уха. Ты меня понял?!

****

В тамбуре возникло движение, и раздался выстрел. Гермес не успел среагировать,

игла вошла под грудь и он упал. Спустя еще мгновение его разум отключился под действием снотворного. Зенон вошел в вагон первым, вслед за ним появился Дионис.

— Видите, пастырь, далеко он не сбежал, — заметил громила.

— Я сообщу Коллегии о твоей ошибке, — процедил блондин. — И никогда, ты слышишь? Никогда не называй ее так. Она — только «она»!

Зенон содрогнулся под ударом морщинистой руки. Он не смел противиться заслуженному наказанию. Он чуть не упустил Афродиту. Священник прав.

— Унеси ее! — приказал Дионис. — Как только сделаем остановку, проведем обряд. Я надеюсь, что Буревестник прав — и Нисхождение усмирит эту суку навсегда.

****

Сразу же после укуса Кареглазки мысли разлетелись, взорвались фейерверком, и я опрокинул в рот шампанское прямо «с горла» — гася бушующее пламя. Это трудно осознать — когда такое происходит, всегда трудно поверить. Так, ненароком, внезапно… моя мечта сбылась. Только что я преодолел барьер, и впереди было нечто необыкновенное. Я ликовал, как Герострат, сжегший храм Артемиды, как Ганнибал, разгромивший римлян под Каннами. Как ДиКаприо, получивший свой первый Оскар…

— Что ж за горе-то такое? — наигранно возмущаюсь я. — Я тебя люблю, но не должен это говорить…

— Никакого горя. А тем более — любви. Забудь эти слова, — улыбается Елена Ивановна, прикусывая мое ухо. — У нас есть Ковчег — все хорошо. И это — только начало.

Мы покидаем Логос, и я периодически обхватываю Кареглазку за талию, пока мы поднимаемся по лестничным маршам — прикидываюсь пьяным. Перед последней дверью обнимаю сильней, глажу ее ягодицы, а мои губы ловят ее рот… но девушка резво отклоняется и, смеясь, снова хватает меня за ухо зубами.

— Хватит! Откушу! — шепчет она, обдавая ухо теплым нежным дыханием.

Я не хочу ее отпускать, хочу еще и еще вдыхать жасминный аромат — но она отстраняется.

— А ты классная, когда пьяная! — шучу я.

— Знаешь, ты тоже классный, когда я пьяная, — улыбается Кареглазка и взъерошивает волосы на моей голове. — Все, пока. До завтра…

****

Я не выспался, ныло колено — и все же чувствовал себя великолепно. Даже казарма с онанистом под боком не могли помешать мне радоваться жизни. Быстренько собравшись, я поспешил в Логос. Прекрасная Кареглазка уже пришла, и она была еще прекрасней, чем обычно — если это вообще возможно. Цветастое льняное платье до колен, бежевые колготы, длинная розовая кофта на пуговицах, волосы собраны в странную, но привлекательную косу. Как же она хороша!

Я поздоровался, но она была увлечена Ковчегом, вернее тем, что она считала Ковчегом —

веществом в контейнере. Пришлось подойти ближе, да я был и не прочь.

— Доброе утречко, Елена Ивановна, — я говорил тихо и официально, чтоб ни Бергман, ни Антонов не подумали лишнего. — Есть сподвижки?

— Доброе, — сухо ответила ученая, даже не подняв голову. — Пока ничего.

Я оторопел, ее холодность поразила меня так больно, как я не ожидал. Конечно, я хотел только поиметь ее — для начала. Возможно, я сделал бы ее царицей на Спермоферме, хотя думать об этом было рано.

— Что-то не так? — я положил руку на ее талию, и слегка прижал.

Она резко вскинула голову, чуть не задев мой подбородок. Ледяным взглядом уставилась на меня, а затем развернулась к выходу.

— Иди за мной.

Я послушно проследовал в подсобку, ответив недоумевающей мимикой на вопросительные физиономии Бергман и Антонова.

— Гриша, мы должны стереть произошедшее из наших мозгов, — помещение было настолько заставлено коробками, что Кареглазка вынуждена была прижаться ко мне. Я был совершенно не против, да и для нее это было удобно, можно было говорить самым тихим шепотом.

— К тому же, ничего такого и не было, — продолжала она, одурманивая духами и своим дыханием в мое ухо. — Просто прекрати вот этот «интим», пошлые шутки с улыбочками — и хватит меня лапать, в конце-то концов! — я неловко убрал руку с ее бедра.

— Гриша, ты неглупый парень и понимаешь, что это тупик. Тебя убьют. Казнят, если будешь выпендриваться, — она сделала паузу. — Пойми это. Я могу отшить тебя грубо, рассказать мужу. И никто о тебе даже не вспомнит.

— Мы можем сбежать, — предложил я. — Здесь, естественно, нам нельзя быть вместе. Нужно скрываться. Но я продумываю план побега.

Она фыркнула и закрыла мой рот ладошкой, наверное, чтоб самой не слышать чушь, и чтоб эту чушь случайно никто не подслушал.

— Что за вздор?! Прекрати, вообще! Я тоже виновата, конечно, и если бы могла повернуть время вспять… Давай закроем эту тему, и все.

Она вышла — а меня словно окатили ведром ледяной воды. Когда я вернулся в лабораторию, на меня уже никто не обратил внимания.

— Елена Ивановна! — позвал Антонов мою чужую жену. — Посмотрите! Я не совсем понимаю, что с этими показателями — аппаратура барахлит, верно?

Неужели они уже проанализировали вещество в ампуле? Не моя Кареглазка склонилась над компьютерным монитором и попервой лишилась дара речи.

— Зоя, зови Александра Борисовича! — наконец сказала она. — Два плода… это самка, ОНА БЕРЕМЕННА, и у нее двойня!

Ковчег… а тут еще это. Как я понимал — такого никогда не было. Захваченная в школе тварь была беременной. А ведь краклы не могли приносить потомство.

****

Дионис со Стиксом так долго стояли над кроватью, что Гермес устал притворяться спящей красавицей. Перед приходом визитеров Зенон усыпил пациентку, но в этот раз лекарство не взяло Афродиту. И она подслушала их разговор.