Ковчег для Кареглазки
Шрифт:
— Я собралась уходить! — обиженная Ашотовна ворвалась внутрь вагончика.
— Извини, забыл, — ответил я без какой-либо интонации. — Занят сильно.
Наталья выглядела непривычно без своего белого халата повара, и я рассмотрел ее с некоторым удивлением. Длинное, до колен, цветастое платье с преобладающей гаммой красного цвета, оранжевые мокасины под такое же оранжевое монисто, яркий макияж с малиновыми губами и угольно-черными ресницами, собранные в пучок роскошные черные волосы. Она довольно крупная, и даже полновата, и я не привык к такому — все мои женщины после Вспышки были худыми
Я закрыл дверь и вернулся к столу, демонстративно пытаясь сосредоточиться, и подперев скулы ладонями. Разгадка тетради действительно была важной — в моем плане это был кратчайший путь к сердцу Кареглазки. И в ее трусы.
Ашотовна застыла где-то сзади, и я затылком чуял, как она буровит меня взглядом. Затем за спиной послышался вздох, за которым последовали странные звуки, которые я классифицировал, как вторжение в личное пространство. Я обернулся и понял, что не ошибся — повариха подалась лазить по моим вещам, доставать книги с полки, за которыми скоро должна была обнаружить журналы с моделями ню.
— Не трогай ничего! — грубо приказал я. — Извини, я занят — я ведь сказал! Честно, — мой голос стал мягче, а глаза смотрели почти умоляюще. — Наташа, не могу, срочная работа…
Она снова вздохнула, при этом грудь всколыхнула ткань платья. А я вернулся к своему шифру. Так прошло минут 10-20-30, не знаю, но в какой-то момент я забыл о женщине в вагончике. А вот она обо мне не забыла — посидев на кровати и разгладив на постельном белье все складочки, она опять оказалась за моей спиной. Теперь — любопытно заглядывая через плечо.
— А что ты делаешь?
Я даже не смог возмутиться, настолько от гнева отобрало дар речи. Руки задрожали, а левое веко, обычно самое спокойное, задергалось, как частотные помехи на экране телевизора.
— Неужели так сложно… — начал я размеренным тоном, который предвещал Ашотовне неприятности, а она невоспитанно перебила.
— Я не поняла. Ты учишь армянский?
Я готов был ее грохнуть прямо здесь, не обращая внимания на последствия — необходимость отмывания крови и скрытного захоронения. Как вдруг, я понял. И захотел расцеловать Наталью, если мое понимание было правильным.
— Это армянский? — спросил я неожиданно нежно, чтоб не спугнуть недавнюю потенциальную покойницу.
— Ну, да. Вот буква «айб», это «бен», а вот — «дж» и «гх», — Наталья засмеялась. — Айбубен…
Я не понял последнего — белиберда чистой воды.
— И ты можешь прочесть?
Она присмотрелась к тексту, а затем, недоумевающе сморщив длинный мясистый нос и приподняв широкие смоляные брови, взяла тетрадь, чтоб рассмотреть ближе.
— Не понимаю, — сказала она, и я представил, как двигаются извилины под ее шикарной гривой, столкнувшись с этим самым непонятным. — Какая-то бессмыслица… ААА! — выкрикнула она, на миг превратившись в Архимеда, выпрыгнувшего из ванной. — Буквы армянские, а слова-то — русские. Вот оно что!
Я выхватил тетрадь, не
— Сможешь написать все эти армянские буквы и их русские аналоги?
— Конечно, — и она начертила таблицу, в которой слева разместила закорючки из тетради, а справа — русские литеры.
В приступе благодарности я обнял ее за талию.
— Ты же моя чародейка!
Она обернулась, ее губы оказались рядом и через мгновение вообще — впились в мой рот. Хотя мне почти 25, и я не лох, но я растерялся. Скосив взгляд, я увидел недоумевающую морду Цербера, спрятавшегося под столом — то ли еще будет!
Спустя несколько секунд повариха обмазала меня малиновой помадой и спустилась вниз. Я прижался к стене, чуть не оборвав полку с книжками, и застонал, когда ее рот неожиданно устроил мне «цунами». Этого давно не было — «ублюдочная» Марина была пуританкой в сравнении с илионской Натальей. И, наверное, спустя минуту мое тело свело аналогом райской судороги. Ашотовна поднялась с удивленным и немного разочарованным лицом, вытирая губы.
— Я рассчитывала на другое, — заметила она, и мне стало стыдно. — Я ведь тоже хочу.
— Попозже, обещаю, — я был уверен, что смогу — обычно с литературой я мог по 5 раз за день.
Как был, со спущенными штанами, я присел на кровать, когда дверь в вагончик распахнулась, и влетела Елена Ивановна. Вид у нее был угрожающий.
— Какого хрена?! — закричала она, увидев меня со спущенными штанами и размазанную помаду на лице Ашотовны. — Любовнички херовы, вы тут решили богадельню устроить? Трахаться? — она влепила поварихе пощечину. — Проститутка!
Наталья вылетела в дверь, как ошпаренная, а вслед за ней — и поджавший хвост Цербер. Кареглазка выбросила руку, схватив и сильно сжав мою челюсть ладонью.
— Что, дорогой? Решил всех баб оприходовать? — я застыл как вкопанный, ничего не отвечая.
Она метнулась к столу, схватила чашку и пульнула в стену рядом со мной, с ужасным грохотом разбив на множество осколков. А я смотрел на нее, и не мог понять, что происходит. Она, тем временем, хищным взглядом выискивала что-то, также способное разбиться — а может, и больно пробить мне голову. Я подскочил, схватив ее за руки. Она вырвалась. Я снова схватил, а она налетела корпусом, прижав меня к стене. Я пытался задержать ее руки, но она была слишком разгорячена — пьяная, что ли?
— Ах ты кобель! Мы тебя спасли, а он, а он… — Лена выдернула руку и зарядила мне пощечину — так сильно, что голова стукнулась о стенку. — Повеса, ловелас, кобелина грязная!
Ударившись головой, я утратил цепкость, девушка вырвала обе руки и, как тигрица, ногтями вспахала борозды на моем лице. Я взвыл от боли и свалил ее на кровать, упав сверху. Она врезала по яйцам, и если бы они сегодня не поработали, я бы, наверное, сдох.
Она вопила и оскорбляла меня, и я понял, что если ее не остановить, весь Илион будет здесь. Я навалился всем весом, благо, что за последнюю неделю Ашотовна хорошо меня откормила, а мой организм поглощал булки и соевые котлеты, как в сырую землю. Попытался прикрыть Кареглазке рот ладонью, но каждый раз, когда поднимал руку, она также освобождалась.