Ковчег для Кареглазки
Шрифт:
Пират увидел убийство Иоанна, увидел закрытых в клетке Томаса и Агафона, увидел своих мертвых людей, валяющихся под плитами, словно резаные собаки.
— Что здесь, твою мать, происходит?! — заорал главарь, выбрасывая вперед ладонь с пистолетом. — Что ты творишь?!
Он выстрелил, но промазал. Сектантка развернулась, и Слонобой в ее руках изрыгнул столб пламени, разнесший стену рядом с бандитом. Пират немедленно свалился в канаву, чтоб не дать возможности Афродите прицелиться более метко. Его лицо задело осколками от кирпича,
— Слишком рано, — с сожалением произнесла она. — Я хотела сделать это несколько иначе.
Ее голос приближался, глаз плохо видел — и Пират стал отступать. Он полз по канаве куда-то за баню и, наверное, засветил часть тела — голову либо задницу — так как прозвучал оглушительный рев от нового выстрела, которым девица стерла в порошок ближайший угол здания.
— Ты где? — у брюнетки был обиженный голос. — Нехорошо прятаться, когда ты нужен.
Рядом оказалась выгребная яма — в ней находилась мерзкая субстанция, видимо являвшаяся фекалиями, сначала высохшими, а затем обильно смоченными снегом и дождями. Недолго думая, главарь нырнул туда, едва успев спрятать голову, когда появилась Афродита.
— Ладно, ты плохо играешь, — произнесла девица, постояв над ямой пару минут. — Мне некогда.
И она ушла, кажется. Но даже если нет — он больше не мог скрываться в дерьме. Пират вынырнул, чуть не утонув, и чуть не задохнувшись — несмотря на давность экскрементов, вонь от них была, не дай бог. Кто-то подхватил его под руки, вытаскивая из ямы. Бандит попытался вырваться, но прозвучавший голос успокоил его.
— Это я, Сильвер.
— А где Мелкий, — с тревогой спросил Пират, поняв, что выстрелы у ангара стихли.
Добили солдат или они выбросили белый флаг?
— Мне жаль. Он словил пулю, — Латышев обтер платком лицо главаря. — Надо валить. Скоро вояки будут здесь.
— Чаморошная… ты видел? — туманность зрения уменьшилась, хотя до привычной четкости было далеко.
— Сука конченая, — констатировал Сильвер, видевший только, как Афродита загнала главаря в яму. — Нам нужна машина, чтоб вернуться в Путиловку. Где Борзый? Где Вадик?
— Они мертвы. Где нам взять машину?
— Мы справимся, — ответил Сильвер, волоча товарища за собой.
Они вернулись за баню и попытались подобраться поближе к волге, пока сектантка несколько раз врезала себе по губам кирпичом.
— Что она делает? — Сильвер ошеломленно глядел на распухшую челюсть брюнетки, и на запертых в клетке негра со стариком.
Пират не ответил, вместо этого он рванул к волге, пока Афродита отвернулась — вставляла в ладонь зарезанного Борзого пистолет, которым она застрелила Иоанна.
Девица услышала топот и развернулась. Пальнула в главаря. Появился Сильвер и открыл стрельбу, заставив ее кубарем откатиться за пикап.
Пират свалился, не добежав до машины — его плечо было разворочено, хлестала кровь.
****
Я опоздал на общий ужин — не люблю толпу. Хорошо, что Ашотовна всегда меня привечает, и кормит в любое время суток. Из-за угла вынырнул Сидоров. Увалень увальнем, а умеет подкрасться незаметно.
— Куда идешь, донжуан? — спросил он, маршируя в такт со мной.
— Что ты хочешь? — я прекрасно помнил о произошедшем сегодня с Кареглазкой, а также то, что лейтенант стал свидетелем этого.
— Возможно, я хочу твоей кастрации, — ухмыльнулся Сидоров. — Но это ведь не важно — пока Босс этого не захочет.
Намек я понял, можно было и не быть таким прямолинейным. Вот сученок-то!
— Я мучу с Ашотовной, — сообщил я первое, что пришло в голову. — Хочу поесть, и пообщаться с ней. Ты ведь не против?
Отрицание было сейчас моим единственным оружием. Отрицание на словах, подкрепленное действиями. Я прекрасно понимал, чем чревато прелюбодеяние с полковничьей женой. Мне — смерть, а ей — не знаю, но тоже будет не сладко. Теперь нужно было исправить ситуацию.
— Я бы тоже перекусил, — заметил Сидоров, погладив себя по брюшку.
Мы вошли в столовую, и я позвал Наталью. Она выскочила с радостной улыбкой, и я снова воздвиг себе нерукотворный памятник за предусмотрительность — как хорошо, что я поддерживал огонек нашего с ней флирта.
— Я не успел покушать. Ну, как всегда — ты же у меня все понимаешь? — я обнял ее за талию и многозначительно посмотрел в глаза, задержав взгляд — очень интимный прием соблазнения.
— Гриш, осталась баранина, — затарахтела она, не зная, выбраться из моих объятий или еще побалдеть. — Я помню, ты не любишь, но это — объедение.
Я улыбнулся, сверкнув ровными зубами — объект моей оправданной гордости — и залепил ей рот поцелуем. Ахнула не только она, но и Сидоров, стоящий в полумраке за столами. Ашотовна только сейчас его увидела, и это тоже было невероятно удачное решение — хотя женщина удивилась именно внезапному поцелую, теперь ее реакцию можно было отнести к тому, что для нее стало неожиданным присутствие лейтенанта.
— Покормишь нас со Степой? — попросил я, и она озадаченно кивнула, уходя на кухню.
Мы присели, и Сидоров первым прервал молчание.
— Так ты с ней? — я кивнул, всем видом излучая уверенность и ковыряясь в обнаруженной на столе дыре. — А что у тебя с Еленой Ивановной?
— Степан! Ты что, подумал такое?! — я изобразил потрясение и понял, что моя актерская игра имела шансы удивить Горина. — Ешкин кот! Да это же была репетиция театральной постановки! Как ты мог такое подумать? Викрам на тебя!