Ковчег Спасения
Шрифт:
Однако никаких стойких или необратимых нарушений это не вызвало. Зато Клавейн заслужил доверие своих спасителей — награда, на которую он почти не рассчитывал. До конца полета ему разрешили разгуливать по кораблю в свое удовольствие. Ксавьер и Антуанетта сняли скафандры, причем с явным облегчением. Баньши больше не появлялись, а зон военных действий «Штормовая Птица» избегала. Однако Клавейн чувствовал необходимость быть чем-нибудь полезным. Поэтому, с согласия Антуанетты, он начал понемногу помогать Ксавьеру по ремонту и усовершенствованию корабельных систем. Мужчины часами пропадали
— Честно говоря, я не могу винить тебя за то, что ты мне сначала не поверил, — как-то сказал Клавейн, оставшись с Ксавьером наедине.
— Я беспокоюсь за нее.
— Это естественно. И она чертовски рисковала — еще бы, отправиться в зону боевых действий, чтобы меня вытащить. На твоем месте я бы тоже стал ее отговаривать.
— Не бери в голову.
Клавейн провел стилусом по сенсорному экрану блокнота, который лежал на его коленях. Между контрольной сетью и дорсальной [39] коммуникативной группой возникло несколько логических магистралей.
39
Обращенный к спинной плоскости. (Прим. перев.)
— Ладно, не буду.
— А ты, Клавейн? Что ты собираешься делать, когда мы доберемся до Ржавого Обода?
Он пожал плечами.
— Зависит от вас. Можете высадить меня, где вам удобно. Карусель Нью-Копенгагена — не самый худший вариант.
— А дальше что?
— Сдамся властям.
— Демархистам?!
Клавейн кивнул.
— По правде, свалиться им на голову прямо так, из открытого космоса… для меня это небезопасно. Лучше было бы действовать через кого-нибудь из нейтралов. Например, через Конвент.
Ксавьер ответил ему кивком.
— Надеюсь, что у тебя все получится. Ты рискуешь.
— Можешь поверить, не в первый раз.
Клавейн сделал паузу и заговорил тише. В этом не было необходимости — Антуанетта находилась в нескольких десятках метров, но он чувствовал, что действует правильно.
— Послушай… пока мы одни… мне надо тебя кое о чем спросить.
Лю покосился на него сквозь поцарапанные серые очки для визуализиации.
— Слушаю.
— Как я понимаю, ты был в хороших отношениях с отцом Антуанетты и ремонтировал эту посудину еще при его жизни.
— Ну, примерно так.
— Следовательно, ты должен хорошо знать этот корабль. Возможно, лучше, чем Антуанетта?
— Мать твою, она пилот, каких поискать!
Клавейн улыбнулся.
— В переводе это означает, что технические подробности ее не слишком интересуют.
— Как и ее отца… — Ксавьер принял оборонительную позицию: — Знаешь, все эти торговые операции — сами по себе большой геморрой, чтобы еще заботиться о подпрограммах.
— Понимаю. Я ведь тоже не эксперт. Что не помешало заметить, когда субличность вмешалась… — он подвесил фразу.
— Меня это тоже удивило.
— Он нас чуть не погубил, — произнес Клавейн. — Я четко отдал приказ, а он
— Это были не приказы, а рекомендации.
— Извини, ошибся. Но все дело в том, что такого не должно было произойти. Даже если у субличности есть определенный доступ к орудиям… хотя, строго говоря, на гражданских звездолетах такое не принято. По большому счету, он вообще не мог действовать без прямых команд. И не мог запаниковать.
Ксавьер издал нервный смешок.
— Запаниковал?
— Мне так показалось, — Клавейн пожалел, что не видит глаз собеседника, спрятанных за очками.
— Машины не паникуют.
— Я знаю. И субличности гамма-уровня — тем паче. Как я понимаю, ваш Тварь из таких?
Ксавьер кивнул.
— Значит, он не мог запаниковать, верно?
— Получается, что нет.
Клавейн нахмурился, вернулся к своему блокноту и снова начал водить стилусом по ярким нервным узлам логических магистралей, словно перемешивая разноцветные спагетти.
«Штормовая Птица» причалила к Карусели Нью-Копенгагена. Клавейн собирался сразу же отправиться восвояси, но Антуанетта и Ксавьер были категорически против. Он должен был непременно отобедать с ними в каком-нибудь заведении на Карусели. Немного подумав, Клавейн согласился. Прогулка не обещала затянуться больше, чем на пару часов. В свою очередь, Клавейн получал возможность акклиматизироваться перед дальнейшим путешествием, которое он предполагал продолжать в одиночестве. Наконец, он просто был им благодарен — особенно Ксавьеру, который предоставил ему кое-что из своего гардероба.
Клавейн был выше и стройнее Лю. Пришлось проявить некоторую изобретательность, чтобы не чувствовать себя вором или тайным агентом, который намерен вынести под одеждой какую-нибудь ценность. Клавейн оставил свой плотно облегающий термокомбинезон, а сверху накинув дутую цветастую куртку, наподобие тех, в которые облачаются пилоты перед вынужденным приводнением. Брюки Ксавьера висели на нем мешком и не закрывали лодыжек. Выбрав самые узкие, Клавейн отыскал пару грубых черных сапог, которые доходили ему почти до колен, и посмотрел в зеркало. Зрелище можно было назвать скорее странным, чем эксцентричным — следовательно, он действовал в верном направлении. В заключение Клавейн подстриг бороду и усы и привел в порядок волосы, зачесав их назад, так что они легли белыми волнами.
Антуанетта и Ксавьер уже ждали его — они тоже успели переодеться и освежиться. Вскоре вся компания уже ехала в поезде на другую сторону Карусели. Антуанетта сообщила, что линию провели после того, как спицы колеса были разрушены — до этого через «втулку» ходил экспресс. Теперь прямой путь стал невозможен. Но это было еще полбеды. Маршрут проходил не по дуге, а по сложной зигзагообразной траектории, змеясь и петляя вдоль «обода», а порой даже выходил на поверхность, чтобы обогнуть какой-нибудь частный сектор. Понятно, что направление движения относительно вектора вращения то и дело менялось, вызывая у Клавейна холод в животе и короткие приступы головокружения. Больше всего это напоминало вход в атмосферу Марса по «метеоритной» траектории.