Козара
Шрифт:
— Мате, а почему тебя зовут Разносчик?
— Потому что я всю жизнь носил на шее лоток с товаром. И отец мой этим же промышлял.
— Нелегко тебе хлеб доставался?
— Ой как нелегко, святой отец. Не дай вам бог испытать: целый день таскаешься с этой тяжестью, ремни впиваются в тело, вены набухнут так, что кажется, вот-вот кровь хлынет, а никто не хочет даже взглянуть, не то чтобы купить что-нибудь и бросить пару грошей. Прижмешься к стене на вокзале и стоишь часами и в холод и в стужу. Бывало, снег валит, а ноги как чужие, отваливаются, кости
— А теперь зато человеком стал, да еще каким! — говорит священник.
— Да, спасибо вам, — отвечает Мате, почесывая спину, как он делал это в прежние времена, когда удавалось приподнять ремни, на которых висел лоток с зеркальцами, гребешками и пуговицами. — Да, я вот пришел вам доложить: мы девчонку поймали. Вон она. Эй, ведите ее сюда. Сюда! Сюда! Она говорит, что идет от наших.
Асим вразвалку зашагал в ту сторону, откуда усташи вели девушку, держа ее за руки. Ветер трепал тонкий платок.
Фра-Августин пошел навстречу голубому платку. Его взгляду представилось встревоженное и усталое, но все же красивое лицо, на котором светились два светлых, изумленных и невинных глаза. Такие лица он видел только на иконах.
— Откуда ты и как тебя зовут? — спрашивает фра-Августин.
— Матильда, — говорит девушка. — Я из Загреба.
— Из Загреба? — удивился фра-Августин. — Если ты из Загреба, что привело тебя сюда, в это пекло? Как ты смогла досюда добраться?
— Хочу повидать родителей, — говорит Матильда. — Я слышала, что Приедор взяли, мои родители живут в Приедоре.
— Разве это дорога в Приедор?
— Мне сказали, что можно и здесь пройти, — говорит Матильда. — Поезда не ходят, железная дорога взорвана, вот я и пошла по шоссе. Проголодалась и свернула в село.
— А ты Приедор знаешь? Знаешь Анджелку Сарич?
— Лично не знаю, но читала о ней в «Хорватском народе». Она вела себя как герой. Когда ее, связанную, вели по городу на расстрел, она выкрикивала здравицы поглавнику и призывала остальных не падать духом.
— Когда Приедор захватили мятежники, ты была в городе?
— Нет, — говорит Матильда. — Я была в Загребе.
— А чем занимаешься в Загребе?
— Я студентка, — говорит Матильда. — Учусь на фармацевтическом.
— Вот как, — фра-Августин потирает руки. — Слушай, девочка, хватит притворяться. Говори правду. Партизаны послали тебя шпионить, следить за продвижением наших войск, передавать им донесения. Так ведь?
— Мне даже смешно, — говорит Матильда, — Партизаны — авантюристы, меня они не интересуют. Они свою жизнь ни во что не ставят, а мне моя дорога. Я пробираюсь к родителям, потому что давно их не видела.
— Чем ты это можешь доказать?
— Это трудно доказать, — говорит Матильда.
— Ты знакома с кем-нибудь из здешних усташей?
— Нет, — говорит Матильда.
— Состоишь членом молодежной усташской организации?
— Нет, — говорит Матильда.
Почему?
— Некогда мне всем этим заниматься, мне диплом защитить надо.
— Тогда, девушка, придется тебя передать Асиму
— Чего вам от меня надо? Что вы собираетесь делать? — закричала Матильда, когда Асим и Мате схватили ее за руки.
— Давай двигай, — говорит Асим Рассыльный.
— Иди и не вертись, — прибавляет Мате.
— Куда? — спрашивает Матильда.
— Не разговаривай, а иди, — говорит Асим.
— Ты пойдешь наконец? — кричит Мате Разносчик.
— За что ты меня бьешь, свинья? — возмутилась Матильда.
— Ты и в самом деле не хочешь слушаться? — Мате толкнул ее, и они с Асимом потащили девушку.
— Послушайте, святой отец, — проговорил Муяга Лавочник. — Я бы отпустил девчонку. Ей-богу, она порядочная.
— Из чего это видно, Муяга?
— Сама призналась, что не состоит в усташской организации. Другая бы на ее месте обязательно соврала. Для меня это первое доказательство, что она честная и ничего не скрывает.
— Может, ты и прав, Муяга, но все же лучше проверить.
— Что же она будет о нас рассказывать, когда мы ее после такого допроса отпустим?
— А ты думаешь, что мы ее отпустим?
— Если окажется, что не виновата, надо отпустить.
— Мы уж стольких невиноватых перебили, дорогой мой, — говорит фра-Августин. — По усташским правилам, конечно, запрещено убивать невиновных, но кто же на войне соблюдает правила?
Матильда звала на помощь.
— Эй, будет! — закричал фра-Августин. — Созналась? Шпионка?
— Нет, не созналась, — ответил Мате Разносчик.
— Сейчас сознается, как кольнем разок, — сказал Асим Рассыльный.
— Прекрати, Асим, — сказал Муяга Лавочник. — Она не виновата. Девушку надо отпустить, — Муяга вспомнил свою дочку Васву, у которой вот уже три года как отнялись ноги. Он глядел на Матильду и все время видел перед собой лицо дочери. Он уже не надеялся, что Васва поправится, раз сам аллах от нее отвернулся. Но тут вдруг на мгновение ему показалось, что выздоровление Васвы зависит от судьбы Матильды.
— Мы отпустим, если она никому не скажет о том, что здесь произошло, — сказал фра-Августин. — По всему видно, что она загребчанка. Обещаешь не болтать?
— Свиньи, — всхлипывала Матильда.
— Ты слышишь, Муяга? — фра-Августин развел руками. — Я с ней по-хорошему, а она меня оскорбляет. Что делать?
— Согласно пятому пункту ни один усташ не смеет покушаться на жизнь невинного человека и на чужое имущество, — отчеканил Муяга.
— Нечего меня учить усташским законам, я и сам знаю их назубок, — огрызнулся фра-Августин, не сводя глаз с Матильды. Она вытирала слезы и поправляла растрепанные волосы. — Невиновна так невиновна. Главное, чтобы язык за зубами держала.